Содержание.
Введение
Глава І. История коллекции древних каменных изваяний Днепропетровского исторического музея.
Глава ІІ. Антропоморфные стелы эпохи раннего металла.
Глава ІІІ. Скифские статуи.
Глава IV. Половецкие изваяния.
Заключение
Библиография
Иллюстрации
Введение
Неординарность, значимость таких памятников древней культуры, как каменные бабы, очевидны для всех. Достаточно увидеть их, чтобы понять – они занимают достойное место в ряду таких памятников архаики, как: колоссы Древнего Египта, античная скульптура или каменные идолы острова Пасхи.
Первые вопросы, которые возникают при знакомстве с каменными бабами, – кто, когда и с какой целью их создал? Где они находились?
Каменные бабы, – такое название закрепилось за древними каменными статуями восточноевропейских степей с незапамятных времен. «Баба», по всей вероятности, происходит от тюркского слова «вава» – предок, что в полной мере соответствует их назначению. Это почитаемые образы легендарных предков, прародителей, подателей жизни, благополучия, плодородия. Традиция изготовления каменных баб возникает в районах «Великого пояса степей Евразии» в среде так называемых курганных народов – подвижных скотоводческих племен, у которых существовал обряд захоронения покойников в курганах. «Курганные народы» населяли степи Евразии с эпохи медно – каменного века до средневековья; к ним относились протоарийские племена III – II тыс. до н.э., родственные им ираноязычные племена I тыс. до н.э. (киммерийцы, скифы и т.д.) и тюркоязычные, монголоязычные народы средних веков.
Каменные бабы устанавливали в поминально–погребальных святилищах, находящихся или на вершинах курганов, или в непосредственной близости от них.
Вот, коротко, ответы на первые вопросы, но, несомненно, они условны и схематичны и не затрагивают всей глубины и сложности таких памятников, как монументальные курганные статуи. Во всех последующих главах книги будет сделана попытка уточнить и развить ответы на выше перечисленные вопросы, акцентируя внимание на аспектах смысла назначения каменных баб.
За тысячелетия существования курганной скульптуры стиль, иконография, нюансы семантики изменялись, трансформировались, но глубинные идеи смысла назначения оставались постоянными, уходящими к мифологическому сознанию архаического человека. С одной стороны – космизм, выраженный в идее мирового дерева через вертикаль антропоморфной фигуры, с другой стороны – связь с поминально-погребальной обрядностью, с культом предков и лежащими в их основе идеями вечного обновления мира, бессмертия. Причем, один аспект семантики плавно переходил в другой.
Обращает на себя внимание и факт антропоморфности (придача монолиту формы, общих очертаний человеческой фигуры) курганных статуй. Объясняется это тем, что в мировоззрении древних строителей курганов (именно строителей, потому что курганы являлись сложными архитектурными сооружениями) в силу социально-психологических причин (индивидуализация общества, растущий интерес к отдельной личности) человек, как один из главных эквивалентов космосу (равенство микро- и макрокосма), занимает центральное место. Монументальность, прочность материала (чаще всего – камень), трудоемкость техники изготовления связаны с ролью, которую играли священные статуи предков в жизни архаического общества. Они олицетворяли вечность в прямом смысле этого слова, являлись хранителями космических законов и ритмов.
Кроме монументальных каменных изваяний в святилищах и погребениях находят и деревянные (в частности, тюркские средневековые) статуи, и более миниатюрную антропоморфную пластику, как повторяющую в целом стиль и иконографию больших статуй, так и совершенно оригинальную. При всем разнообразии в размерах, стиле, материале, весь широкий круг поминально-погребальной скульптуры, объединила, на наш взгляд, идея реинкарнации – постоянного переселения души человека после его смерти во все новые и новые тела. Может быть, по архаическим представлениям, монументальные статуи хранили душу всего родового коллектива или существ высокого ранга (богов, героев), а более миниатюрные (такие статуэтки встречаются в отдельных погребениях) были местом обитания индивидуальных душ. Изменения в семантике каменных статуй предков, например, перенос ударения с одного аспекта на другой, – адекватно отражались в их облике, очертаниях.
Большие, тучные, «сытые», часто довольно улыбающиеся, с чашами для возлияний у живота («у пупка», как писал Г. Рубрук), – такими предстают перед нами средневековые каменные бабы, такими их видели и в прошлом, уповая на их защиту и помощь.
От объемных и тучных средневековых статуй отличаются более аскетичные фигуры скифских и древнейших энеолитических изваяний, в семантике которых, видимо, в большей степени, господствовала космогония, идея космического дерева, как связующего звена между мирами. Недаром на тыльной стороне (спине) стел эпохи раннего металла (III – II тыс. до н.э.), нередко схематически изображалось дерево жизни (или мировое космическое дерево), эквивалентом которому был позвоночник человека – ствол дерева, ребра – ветви. Архаические изваяния представляли собой образы космических богов и героев, творцов и прародителей.
Средневековые статуи выполнены в лучших традициях этнографического реализма. По ним можно изучать одежду кочевников, элементы и аксессуары костюма. Современники, наверное, узнавали в лицо многие статуи, – настолько индивидуальны лики, запечатленные в камне.
Как указывалось выше, антропоморфные статуи, чаще всего, устанавливали на курганах. По мифологическим представлениям, курган, могильный холм, ассоциировался с мировой горой – центром мироздания. В целом весь ритуальный комплекс, включавший в себя как курган, так и святилище с каменными статуями предков, представлял собою место, где утверждалась победа жизни над смертью («смерть, смертью поправ»), гармония над хаосом. Поминально-погребальная обрядность, состоящая из жертвоприношений, поминальной трапезы и т.д., была залогом обновления вечного круговорота жизни.
Архитектура курганных святилищ поминально-погребального круга была консервативной, она мало изменилась с эпохи энеолита. Как правило, это – каменные оградки геометрических очертаний (трапеции, прямоугольники и т.д.), часто окруженные ровиками. В центре святилища – вымостки из камня с жертвенными ямами и священными деревьями. В свете звезд и бликах пламени жертвенников, – такими, в такой обстановке можно представить священные статуи предков. По представлениям архаического человека, души предков переселялись в изваяния, оживляя, одушевляя последние. Неудивительно, что такие одухотворенные статуи воспринимались как живые. Они «внимали, видели, принимали участие в таинствах и обрядах» вместе с живыми людьми, например, в поминальных трапезах, может быть, поэтому в руках у статуй изображены сосуды.
Общность и родство каменных изваяний евразийских степей, конечно, не исключает их своеобразие, непохожесть, в том числе и внешнюю. Стелы эпохи энеолита и бронзы, более моделированные скифские статуи и, наконец, круглая скульптура средневековья.
В коллекции Днепропетровского исторического музея преобладают средневековые тюркские статуи. Именно они задают тон коллекции, именно их название «бабы» автоматически перешло на все изваяния.
В целом, каменные бабы являются неиссякаемым источником для изучения и реконструкции как материальной, так и духовной культуры степных племен и народов от глубокой древности до средневековья. Причем, изучение глобальных проблем не исключает возможности для знакомства с камерными сторонами жизни. От глобального к частному, из космоса к быту, – таковы парадоксы жизни человека, круга его интересов.
Глава I. История коллекции древних каменных изваяний Днепропетровского исторического музея.
Если бы у Днепропетровского исторического музея была своя визитная карточка, на ее лицевой стороне, наверное, был бы изображен силуэт каменной бабы. Крупнейшее собрание не только на Украине, но и в Европе – 84 статуи. В коллекции музея есть древнейшие изваяния эпохи раннего металла (III – II до н.э.) – 10 статуй. Это время расселения древних Ариев в Евразии. Именно у них возникла традиция ваяния монументальных каменных статуй предков, сооружения объемных земляных насыпей – курганов – над погребениями.
Следующая хронологическая группа статуй – скифская – 5 изваяний. Немного, хотя более 2-х тысяч лет назад Днепровское Надпорожье было центром скифского государства IV в. до н.э. – «Великой Скифии». Скифские изваяния встречаются гораздо реже, чем средневековые тюркские, но в народе, по незнанию, нередко, половецкие бабы называют скифскими. Может быть, это объясняется особой яркостью и выразительностью скифской культуры, которая оставила неизгладимый след в памяти людей «златообильными» скифскими курганами.
Предположительно, в музейной коллекции есть и одно сарматское изваяние – скромная маленькая стела с большой круглой головой. Она найдена непосредственно среди курганов сармато – половецкого могильника II – I вв. до н.э. – XIII – XIV вв. н.э. (Межевской район Днепропетровской области).
Больше всего в коллекции – 67 – средневековых тюркских изваяний (два датируются X – XI веками, остальные – XII – первой половиной XIII веков). Кроме названия «бабы» (правильное ударение на последнем слоге – баба\ ), существуют и другие названия: «болван» – от иранского «палван» – богатырь, атлет; орхоно – тюркское «балбал» – камень с надписью; на Украине каменные бабы называли «мамаями», «марьиными» камнями («Марь Этож»). Сохранилась легенда о происхождении каменных баб: «Однажды, богатыри рассердились на солнце и начали плевать на него, за это солнце обратило их в камни» (1, с. 5). В этой легенде есть более глубокий архаический пласт, уходящий к преданиям о титанах – древнейшим жителям Земли. Титаны вступили в единоборство с богами и в наказание многие из них были обращены в камни, скалы, горы.
Каменные бабы вызывали и вызывают интерес к себе у всех, кто когда-либо их видел. Чаще всего, объектами внимания становились поздние средневековые статуи, их и сохранилось больше, и многие из них продолжали стоять на курганах вплоть до XIX века.
О каменных бабах писал азербайджанский поэт Низами и средневековые путешественники Ибн–Фадлан и Рубрук. Вильгельм (или Гийом) Рубрук, голландский монах, сообщал: «Команды насыпают большой холм над усопшим и воздвигают ему статую, обращенную лицом к востоку и держащую у себя в руке перед пупком чашу» (2, с. 102). Много о каменных бабах рассказывает, составленная в 1627 году «Книга Большому Чертежу» (свод географических и, отчасти, этнографических сведений о Руси XVI века): «А на речке Терновке стоит человек камен, у него кладут из Белгорода станичники доездные памяти, а другие памяти кладут на Самаре у двух девок каменных» (3, с. 64 – 65). В конце XVIII века о каменных бабах писали русские ученые – путешественники Паллас, Зуев, Гильденштадт и др.
В. Зуев, проезжая в 1781 – 1782 гг. из Петербурга до Херсона, видел и описал три каменные бабы, стоящие на Чертомлыцком кургане (знаменитый скифский царский курган, раскопанный Е.И. Забелиным в начале 60-х годов XIX века).
Сколько было публикаций в XIX веке! В это время уже появляются серьезные фундаментальные исследования о каменных бабах, которые включали в себя и карты распространения каменных статуй, и попытки их классификации. К описаниям добавились раскопки курганов с каменными бабами, правда, это не привело к решению самых важных вопросов: кто, когда и с какой целью поставил каменные изваяния на вершины курганов. К каким только народам не относили каменные бабы: и к скифам, и к гуннам, готам, ногайцам, угро-финским народам, кельтам, монголам и, наконец, славянам. Не было определенности и в объяснении назначения каменных изваяний – боги, герои, предки, скульптурные портреты умерших людей, изображения убитых врагов, – версии были самые разные. И только с начала XX века из работ Н.И. Веселовского, известного русского археолога, востоковеда, устанавливаются более четкие хронологические рамки, дается точная этническая привязка для самого большого массива статуй южнорусских степей – средневекового тюркского. Вот что пишет по этому поводу Д.И. Яворницкий: «Продвигаясь постепенно из Центральной Азии, путем перекочевания с одного места на другое, тюркско–татарские племена везде оставляли за собой следы своего пребывания в виде каменных баб, которые в данном случае служат столбами для указания пути передвижения человечества из Азии в Европу в древнейшие времена и служат ключом разгадки родства между европейскими и азиатскими народами. » (4, с. 190).
Что касается семантики назначения каменных статуй, то этот вопрос оставался открытым до 60 – 70-х годов XX века, до появления работ известных исследователей каменных баб
Г.А. Федорова–Давыдова, С.А.Плетневой. Они установили несомненную связь каменных баб с культом предков, культом плодородия, которые имели широкое распространение в древности.
Несмотря на большой круг литературы, посвященной древним каменным изваяниям, остается еще много проблем в области их изучения: необходимо научиться более четко датировать, правильно определять культурно–этническую принадлежность статуй. Нет ясного представления о ритуалах и обрядах, проводимых у почитаемых статуй предков. Необходимо расширить археологические раскопки памятников, где устанавливались каменные статуи – курганов, поминальных святилищ, уделить особое внимание интерпретации этих оригинальных археологических объектов.
Коллекция каменных изваяний Днепропетровского исторического музея – ровесница самому музею, основанному в 1849 году. Уже тогда, собрание каменных баб музея было, по всей вероятности, достаточно большим, так как Екатеринославский музей не поскупился и передал в дар Одесскому археологическому музею 13 изваяний. Одним из первых собирателей каменных баб был основатель Екатеринославского музеума древностей (так называли музей в 1849 году), губернатор А.Я. Фабр, известный знаток предметов старины. Собирал каменные изваяния и Александр Николаевич Поль, известный общественный деятель Екатеринославской губернии, человек глубоко эрудированный в разных областях науки. Археологические коллекции А.Н. Поля, переданные в Екатеринославский музей в начале XX века, составили славу последнему.
Активно собирал каменные изваяния Д.И. Яворницкий, ставший директором музея в 1902 году. Он свозил каменные бабы со всех уголков обширной Екатеринославской губернии. Яворницкий приобретал изваяния у помещиков, крестьян.
К сожалению, не всегда судьба каменных изваяний была счастливой. С одной стороны, известно много примеров, говорящих об особом – трепетном, почтительном отношении к каменным бабам в народе (например, в сельской местности до сих пор существует обычай белить статуи). Но мы знаем и другие, печальные примеры обращения с бабами, когда их использовали как точила, как опорные столбы в оградах, укладывали в фундамент.
Один исправник из Новомосковского уезда, о котором сообщает Д.И. Яворницкий, может соперничать с Геростратом: «… сообразительный исправник разослал якобы полученный из столицы приказ крестьянам по волостям, чтобы они, у кого найдутся каменные бабы, отправляли бы их немедленно в Петербург. Мужики взмолились и послали от себя слезное прошение исправнику, чтобы он упросил высшее начальство об отмене распоряжения вести баб в столицу. Исправник долго не соглашался покривить душой, но потом, снисходя к усиленным просьбам крестьян, сопровожденный некоторым прилагательным в виде засаленных мужицких кредиток, внял, наконец, мольбам просителей и позволил везти каменных баб вместо Петербурга на свой исправницкий двор. И вскоре после этого во дворе благодетельного исправника возник отличный погреб, можно сказать основанный на бабах.» (4, с. 193 – 194).
Обращаясь к современной истории музейной коллекции, приятно констатировать: за последние годы она пополнилась новыми изваяниями.
В 60-е – 70-е годы XX века выявлением и изучением каменных баб занималась Л.П.Крылова–Елинова, археолог Днепропетровского исторического музея. Она подготовила каталог «Каменные бабы», посвященный музейной коллекции и опубликованный в 1976 году.
Среди 7 новых тюркских изваяний, поступивших в Днепропетровский исторический музей в конце XX века, есть первые образцы (в коллекции музея) скульптуры ранне-половецкого (XI век) и дополовецкого (IX – X вв.) периодов.
История поступления в музей каменных баб часто бывает яркой и занимательной. Вот одна из них: в 1980-е годы музей г. Риги передал в Днепропетровский исторический музей половецкое женское изваяние, хранившееся в одной из галерей Домского собора. Как оно оказалось в Риге? Логичней всего предположить, что оно первоначально, хранилось в частной коллекции. Сейчас эта статуя – монументальная, с ярко выраженными, как ни странно, европейскими, даже славянскими чертами лица, является настоящим украшением музейного собрания.
Занимательная история связана и с первым в коллекции музея тюркским изваянием IX – X веков. Это миниатюрная статуя происходит из народного музея с. Дмухайловки Магдалиновского района Днепропетровской области. Значилась она как статуя сарматского вождя. В 1980-е годы, в связи с закрытием народного музея с. Дмухайловки, изваяние перевезли в Днепропетровск и после тщательного изучения установили, что это редкая для Украины древнетюркская статуя IX – X вв. Аналоги ей нашли среди каменных статуй Алтая, Западного Казахстана, где обитали предки многих кочевых племен – печенегов, торков, половцев, впоследствии переселившихся в Европу.
Таинственным ореолом окружено небольшое гранитное изваяние, хранящееся в Днепропетровском музее с дореволюционного времени. По непонятным причинам, его воспринимали (может быть, из-за кудрявых волос и плоского носа) как африканского божка из коллекции Миклухо-Маклая (часть коллекции Миклухо-Маклая хранится в Днепропетровском историческом музее). Мы, пока, не знаем четкую культурную принадлежность изваяния. Может быть, (это предположение высказали специалисты Эрмитажа, видевшие фотографию статуи) оно связано с провинциальным римским искусством и представляет образ одного из божеств варварских (фракийских, германских) племен, обитавших на границах римской империи, в данном случае – в Северном Причерноморье. Как оказалось (по музейным документам) «божок» происходит из кургана у станции Висунь Херсонской губернии, раскопанного Д.И. Яворницким в начале XX века.
Такие истории можно рассказывать бесконечно. Они делают атмосферу вокруг каменных баб еще более таинственной и волнующей.
Глава II. Стелы эпохи раннего металла.
Древнейшие изваяния в коллекции музея – антропоморфные стелы – относятся к эпохе раннего металла (III – II тыс. до н.э.). Их 10: 8 простейших и 2 – Натальевская стела и Керносовский идол – являются настоящими памятниками монументального архаического искусства. Как указывалось выше, с антропоморфных изваяний III – II тыс. до н.э. начинается традиция изготовления монументальных статуй предков в среде курганных народов, в частности, древнеарийских племен. Происхождение, время появления в Европе, последующее расселение, особенности мировоззрения, таковы наиболее актуальные вопросы в изучении истории древних ариев.
По легендам, оживляющим сухую научную информацию, арийская культура является наследницей Арктиды, древнейшей цивилизации в истории человечества. Находилась Арктида в районе Северного Ледовитого океана во времена еще ледникового периода (таинственная Гиперборея). Древние греки считали Гиперборею родиной своих наиболее почитаемых богов, Аполлона и Артемиды. Каждый год, летом, Аполлон улетал на свою родину на колеснице, запряженной лебедями. С Гипербореей, землей, расположенной на краю ойкумены (упорядоченного, обжитого мира) эллины связывали много легенд и преданий, отголоски которых сохранились в античных мифах. Причиной гибели Арктиды, по одной из гипотез, стало дальнейшее ухудшение климата – рост оледенения. Часть уцелевшего населения Арктиды (будущие арии) переместилась в более южные районы Евразии, где и расселилась.
Известно, что в IV – III тысячелетиях до н.э. в среде арийских племен возникает, и все более углубляется кризис, приведший к расколу и последующему расселению ариев. Одна волна двинулась из Закавказья и Причерноморья на запад, в Европу, другая – в Азию, Иран, Индию и т. д. Это были подвижные, переходившие к кочевому образу жизни скотоводческие племена, древнейшие в Евразии всадники, с ярко выраженным патриархатом. На первый взгляд, своим образом жизни, общим уровнем культуры они явно проигрывали трипольцам, с которыми арийцы столкнулись в Восточной Европе. Небольшие укрепленные поселения, незамысловатая керамика, скромные изделия из меди, а у трипольских племен в это время уже существовали многолюдные города с двух и трехэтажными домами, живописные сосуды и грациозные женские статуэтки… Но мировоззрение древних арийцев, судя по курганам, монументальной каменной пластике, мегалитическим сакральным сооружениям (кромлехам, погребальным каменным ящикам с росписью) не уступает по сложности, многомерности мировоззрению трипольцев. В конечном итоге, более энергичные (пассионарные, по выражению Л.Н. Гумилева), арии, отчасти, поглотили уже дряхлевшую к моменту их появления трипольскую культуру, корнями уходящую в анатолийско–средиземноморский мир. В III – II тысячелетиях до н.э. произошло победоносное шествие арийских племен по Европе, непосредственным археологическим проявлением которого было распространение курганного обряда.
В последнее время о курганах, их сложной архитектуре много сказано и написано. Ни у кого уже не вызывает сомнения, что это были не просто и не столько некрополи, но и поминально– погребальные святилища, связанные с культом предков и культом плодородия. Очевидна и календарно–астрономическая окраска курганов, многие из которых (особенно с кромлехами) были своеобразными обсерваториями, где жрецы совершали наблюдения за небесным сводом для исчисления времени, определения сроков аграрных работ и связанных с ними обрядов и ритуалов. Наконец, любой курган – это объемная и выразительная иллюстрация книги мифологии архаического мира, тех ее страниц, которые образно можно назвать «звездными», «космическими», потому что, по всей вероятности, главная идея смысла курганной насыпи – это идея первотворения, сотворения нового мира (т.е. связь с космогоническими мифами). Курган, видимо, рассматривался как модель «мировой горы» – эквивалента Вселенной или как пра-остров, гигантское пра-яйцо, из которого появилась Вселенная.
Человек умирает, и его душа после определенных превращений воплощается в новом теле для следующей жизни, – такова упрощенная схема процесса реинкарнации, составляющего основу представлений архаического человека о жизни и смерти. В этой схеме место погребения (например, курган) рассматривалось, вероятно, как новый мир, новая Вселенная, в которых возрождалась душа после смерти, как первая пядь земли, куда ступала нога воскресшего человека. Но возрождению предшествовали долгие странствия души в околоземном пространстве, в космосе; туда, вверх, в небо, отправлялась душа после смерти. Средствами передвижения по звездным дорогам служили поставленные в могилы повозки, лодки, взнузданные кони.
Посмертные превращения души и возрождение для новой жизни, опираясь на мифологическое сознание, невозможны без целого ряда обрядов и ритуалов, являющихся составными частями глобальной космической мистерии, таинства, цель которого – приобщение души умершего человека к новой жизни; помочь преодолеть испытания на пути к ней.
Краеугольным камнем всей погребальной обрядности была идея бессмертия, представление о вечно вращающемся колесе жизни, о небе, большом космосе как источнике жизни и колыбели человечества. Недаром, в мифах многих народов мира говорится о божественных прародителях, которые спустились с неба, а смерть человека, вообще, нередко рассматривалась как гибель звезды, светоча [5, с. 30], поэтому неудивительно, что космогония лежала в основе погребальных обрядов и заупокойного культа.
Облегчали движение души в небо такие обряда, как кремация (быстрейшее освобождение от телесных уз), разнообразные возлияния и жертвоприношения, как бескровные, так и кровавые, человеческие, в качестве платы божествам, «открывающим дверь» из смерти в жизнь.
Своеобразными лестницами, по которым поднимались души умерших вверх, соединяясь с дымом жертвенных костров, были ветви священных деревьев, вертикаль антропоморфных стел.
Но не только идея космического дерева – связующего звена между мирами, лежала в основе семантики антропоморфных стел эпохи энеолита. Они, по всей вероятности, воспринимались как вместилища душ умерших и хранили их пока последние не находили себе тело для нового воплощения. Может быть, среди каменных изваяний (судя по их иконографии) была дифференциация, связанная со статусом душ существ, которые они хранили: более примитивные стелы, менгиры как вместилища душ для «простых смертных» и более сложные, с обозначенными частями тела, разнообразными рисунками, например, такие, как Керносовское и Натальевское изваяния из коллекции Днепропетровского музея, несомненно, посвященные богам или космическим героям. Итак, антропоморфные изваяния ставились в святилищах, которые, чаще всего, находились на вершинах курганов, от которых сохранились остатки каменных вымосток, оградок, ровиков. Нередко антропоморфные стелы входили в состав кромлехов, занимая там центральное место. Практически все древнейшие изваяния эпохи раннего металла, да и последующих курганных культур, объединяет ряд общих черт: антропоморфность (т. е. все они с большей или меньшей долей условности изображают человека), размещение среди родовых могил или в непосредственной близости от них, вертикальность установки статуи. Существовал обряд вторичного использования статуй, когда их укладывали горизонтально, буквально, хоронили или просто «умерщвляли» – разбивали и т.д. Смысл такого вторичного использования статуй, по всей вероятности, связан с представлением о том, что статуи, как и люди, могли умереть, когда их покидала душа, переселяясь в живую плоть. Есть и другое объяснение, принадлежащее Ю.А. Шилову, известному исследователю мировоззрения древнеарийских племен. Он рассматривает стелы (особенно простейшие), положенные в насыпь кургана, как заменителей человеческих жертв [6, с. 94].
Можно было бы бесконечно долго рассуждать о древнейших каменных изваяниях («идолах», как их часто называют); несомненно, что семантика их многогранна, что они являются частью сложных и разветвленных обрядов, проявлением мировоззрения, которые принято в последнее время определять как мифоэпическое, космогоническое. Кстати, о космогонии, – Ю.А. Шилов называет стелы эпохи раннего металла памятниками космонавтам [6, с. 93].
Если же спуститься с небес на нашу приднепровскую землю, то у нас такие памятники пракосмонавтам встречаются повсеместно. Только в коллекции Днепропетровского музея 10 антропоморфных стел ІІІ – ІІ тыс. до н.э., – немного по-сравнению с десятками средневековых статуй, но достаточно представительная коллекция для одного музея. 8 из них, по стилю и технике простейшие (2 – с выступом – головою, остальные, просто, грубо обработанные плиты удлиненно-прямоугольной формы). Интересны подробности, связанные с недавно поступившими в музей 2 такими простейшими стелами. Их нашли в насыпи кургана с погребениями III – II тыс. до н.э., который исследовала экспедиция музея в Томаковском районе в 1988 году. Изваяния явно были положены в насыпь кургана рядом, параллельно друг другу, как в парном погребении.
Существует еще одна разновидность каменных изваяний – менгиры. Это объемные плиты удлиненно-прямоугольных очертаний с закругленной верхней частью. Форма целого ряда менгиров напоминает фаллос, отсюда их второе название – фаллоидные камни. В коллекции Днепропетровского исторического музея есть классические менгиры. До недавнего времени такой менгир одиноко возвышался на берегу Днепра (при слиянии Днепра и Самары), у самой кромки воды, на полуострове Старая Игрень, где выявлено несколько поселений и могильников от эпохи мезолита до средневековья.
По классификации энеолитических антропоморфных изваяний, наиболее сложными и выразительными считаются антропоморфные стелы (так называемые идолы), у которых голова обозначена выступом, четырехгранные объемные с рисунками на поверхности [7, с. 131]. Два таких сложных по технике и иконографии изваяния хранятся в коллекции Днепропетровского исторического музея – Керносовский идол и Натальевска стела.
Старожилом музея является Натальевская стела, найденная в 1862 году у с. Натальевки Александровского уезда Екатеринославской губернии (современный город Запорожье). Она представляет собой массивную гранитную плиту темно-серого
цвета (размеры – 160х62х12 см). Голова обозначена невысоким выступом, черты лица, достаточно, выразительны – большие глаза и широкий нос. На поверхность стелы нанесены различные рисунки (в технике низкого рельефа). В верхней части стелы мы видим руки, поднятые в адорации (молитвенный жест). Руки согнуты в локтях, обозначены 5 пальцев. Под левой рукой показан лук, в правой руке – т. н. «пастушеский» жезл. Здесь же четко видны соски груди (может быть женской, – тогда перед нами – андрогин – существо с мужскими и женскими чертами). В центре стелы, над поясом, изображен фаллос. На боковых гранях – ребра, на спине – очертания позвоночника, лопаток, ягодиц и хвоста (последний – длинный, свисающий вниз).
Магический, культовый характер Натальевского изваяния не вызывает сомнения. Руки, поднятые в адорации, «пастушеский» жезл, хвост, позвоночник – древо жизни… Шаман в ритуальной одежде или само божество со звериными чертами? Прямых аналогий Натальевской стеле нет, но есть изваяния со сходными чертами, встречаются изображения жезлов, оружия, позвоночника – древа жизни. В целом, конечно, Натальевское изваяние относится к числу наиболее ярких памятников энеолитической скульптуры.
Центральное место не только в коллекции каменных изваяний, но и во всем археологическом собрании ДИМ, по праву занимает Керносовское изваяние, или «Керносовский идол», как .
Он вошел в историю музея и археологической науки тихо и сравнительно незаметно, – настолько, видимо, было сильно портясение, которое произвел Керносовский идол. Долго никто из специалистов не решался к нему подступить.
Как часто бывает с уникальными находками, Керносовское изваяние обнаружили случайно, школьники села Керносовки Новомосковского района Днепропетровской области в 1973 году во время земляных работ, предположительно на месте разрушенного кургана. К сожалению, никаких подробностей, связанных с памятником узнать не удалось, так как на месте предполагаемого кургана была вырыта силосная яма. Школьники сообщили о находке учителю, изваяние перевезли в село и написали письмо в музей о том, что нашли каменную бабу. Осенью, после раскопок, археологи ДИМ приехали в Керносовку посмотреть «бабу».
25 октября 1973 года. Этот осенний день запомнился навсегда. Ранние сумерки, небольшой крестьянский дом, тесный двор с оранжевыми тыквами и в углу двора, – он, небольшой (его не сразу заметили), светло – серый, почти слившийся с сумерками… За последние 25 лет, которые прошли после открытия Керносовского изваяния, оно заняло подобающее ему место в анналах исторической науки. Идол известен широко за пределами Украины. Сообщения, статьи о Керносовском идоле поместили многие печатные издания Европы и Америки. Его хорошо знают в Индии, где, как известно, арийцы во ІІ тыс. до н.э. создали государство, переселившись с севера, из приуральских и причерноморских степей. Керносовское изваяние несколько раз экспонировалось на международных выставках в Германии и Италии. Но «последнее» слово о нем, пока, не сказано, достойная его статуса книга, пока, еще не написана.
Как он выглядит? Что он из себя представляет?
На первый взгляд, это небольшое (120х36х24 см, вес 238,5 кг) изваяние из серого песчаника, поражающее своей соразмерностью, каким–то особым благородством очертаний. В нем нет ничего от «варварской» выразительности Натальевской стелы. К сожалению, правый бок стелы серьезно деформирован (осталась глубокая вмятина) бульдозером. Он представляет собой прямоугольную, достаточно объемную плиту (скорее, даже, блок) с небольшим выступом вверху – головой. Все 4 грани статуи покрыты многочисленными рисунками, изображениями, сделанными в технике невысокого рельефа. В верхней части головы (макушка, часть затылка) обозначен полукруг (лысина?), на поверхности «лысины» – два параллельных углубления (следы ритуальной трепанации?). По бокам головы (скошенной к спине) выступают небольшие уши с углублениями в центре. Лицо, удлиненное с выступающим тяжелым подбородком, низко опущенным на грудь. Изображены маленькие, глубоко посаженные глаза, небольшой нос, впалые щеки, усы «подковой». В целом, выражение лица – суровое, аскетичное.
Голова опирается на приподнятые плечи, на которых, справа – зигзагообразные линии, слева – треугольники.
В верхней части стелы мы видим руки, согнутые в локтях и поднятые вверх. Пальцы рук раздвинуты, обе руки соединены дугообразной линией. Ниже обозначены соски груди. Под левой рукой – лук с туго натянутой тетивой и вставленной стрелой.
Особенно насыщена изображениями центральная часть стелы (все изваяния четко разделены на 3 части, представляя собой своеобразную архаическую модель мира с трехчленным делением). Прямо под руками находится рисунок с явно мифологическим сюжетом: человек с хвостом (тело его изображено в горизонтали), с палицей в левой руке, преследует двух зверьков. От кисти правой руки, вниз, идет изображение предмета, напоминающее палицу, булаву (головкой вниз) на рукояти. Под сценой охоты – 4 предмета с рукоятями – долото? вислообушный топор, топор с выступающим обушком, обычный проушной топор; рукояти всех предметов опущены вниз (рукоять вислообушного топора уходит за пояс). Над поясом находится еще один рисунок, напоминающий черепаху или распластанную шкурку зверя.
В нижней части стелы изображен пояс, под ним – фаллос. Под фаллосом – две идущие друг за другом лошади (жеребец и кобыла); выше лошадей – квадрат (загон для лошадей?).
На левой стороне изваяния размещен 3-х ярусный орнамент: две параллельные линии, под ними – три треугольника вершинами вверх, ниже – зигзаг, еще ниже – 3 ряда меандрового узора. Под орнаментом запечатлена эротическая сцена: две распростертые фигуры, женская, обращенная спиной к мужчине (последний с хвостом и фаллосом).
Под эротической сценой, ниже линии пояса – рисунок животного с широко расставленными рогами (бык?).
Много изображений находится на задней части стела, на спине. В центре, по всей длине спины изображено древо жизни (или космическое дерево), ствол которого – позвоночник, ветви – ребра (слева – 14 ветвей, справа – 13). У основания ствола (впрочем, и в верхней части) изображены «корни» – короткие параллельные линии, почти перпендикулярные ребрам. Под плечами – лопатки в виде прямоугольников со скругленными углами. Внутри лопаток – схематические рисунки деревьев, крона левого дерева более редкая, чем у правого.
У основания ствола – позвоночника есть две круглые линии, расположенные симметрично. Еще ниже, по обе стороны позвоночника, пересекая пояс, – две стопы, правая и левая. Под поясом, продолжая позвоночник, свисает длинный хвост. Слева и справа от хвоста, видимо, изображены орудия труда кузнеца– металлурга: справа ложка для разливки металла, слева – прямоугольная фигура, углубленная в центре, трактуемая исследователями как медеплавильная печь.
Кроме изображений, на задней грани, справа, под поясом, есть глубокая вмятина, переходящая на правый бок. Она оставлена ножом бульдозера.
На первой стороне стелы, в верхней части – геометрический орнамент – треугольники, зигзаги и меандр. Ниже, под поясом, мы видим еще одну стопу (след?) ноги человека .
Закончив подробное описание Керносовского изваяния, ловишь себя на мысли, что знакомство с ним, исследование изображений на его поверхности напоминает изучение целого храма или храмового комплекса, полного росписей, рельефов, о смысле которых (по крайней мере, многих из них) мы можем только догадываться. Путеводной нитью для преодоления этого сложного лабиринта являются мифы древнеарийских народов, их главные священные книги «Ригведа» и »Авеста», потому что в них идет речь о древних событиях, личностях, о которых помнят берега Днепра, Степи Северного Причерноморья, Закавказье и Южный Урал. Формирование мифологических представлений, религиозного пантеона, рождение героического эпоса древних ариев, предков многих европейских и азиатских народов, происходило задолго до расселения арийских племен, их появления на территории Индостана.
Не вызывает сомнения, что Керносовский идол представляет нам или одного из верховных божеств арийского пантеона, или брахмана – жреца, его олицетворявшего. Мы не будем углубляться в анализ отдельных предметов и изображений, (это заняло бы не одну страницу), а, чаще всего, будем обращаться к уже существующим выводам по поводу Керносовского изваяния и аналогичных ему памятников, которые сделали такие известные,
не стандартно мыслящие ученые как В.Н. Даниленко, Ю.А. Шилов и др. Выскажем и собственные суждения о Керносовском идоле.
Если обратиться к гимнам «Ригведы», то сразу бросается в глаза, что большинство гимнов связано с Индрой, древнейшим арийским божеством. Индра – это бог–творец: он создал космос и землю, он является хранителем жизненных благ, плодородия, Индра умножает стада и вдохновляет воинов на подвиги. Индра – бог неба, громовержец, часто принимающий облик быка, его в гимнах часто называют «ярый бык». На поверхности стелы многие изображения (их детали) совпадают с чертами облика Индры, иллюстрируют его подвиги. Керносовкий идол явно изображает хотя и антропоморфное существо, но с многочисленными звериными, скорее всего, бычьими чертами. Бык изображен на левом боку, человек с длинным (похожем на бычий) хвостом в охотничьей и эротических сценах, 3 ряда букраниев (стилизованных бычьих голов) – среди орнамента; наконец, заостренные звериные уши и хвост на спине (в ее нижней части).
Связь семантики статуи с аграрным, прежде всего скотоводческим, культом тоже не вызывает сомнения (изображения лошадей, быка и т.д.). Грозный воин? Да! Это подтверждает обилие оружия, суровое выражение лица. В мифах боги-громовержцы, владеющие небесным огнем, выступают покровителями кузнецов, связанными с земным огнем, о чем свидетельствуют изображения кузнечных, металлургических инструментов и предметов на Керносовском изваянии.
Правда, есть на стеле отдельные детали, изображения, передающие черты других арийских богов. На связь с Агни, божеством огня и, в частности, жертвенного огня, указывают рисунки жертвенных животных, древа жизни, по стволу которого, по древним представлениям, дух жертвы поднимался в мир богов – на небо. На стеле много космогонического орнамента, демонстрирующего собой ритм, порядок как залог победы жизни над смертью (пульсирующий ритм и есть сама жизнь, ее ток). Древние арийцы считали бога Варуну хранителем порядка, ритма, закона во Вселенной. Изображения стоп ведут к образу Вишну, именно, о его 3-х шагах повествует один из гимнов «Ригведы». Напоминает Керносовскй идол и Пурушу, первого сотворенного богом человека, древнеарийского Адама, потому что идол не просто изображает человека, а является образом человека – космоса – модели Вселенной (равенство микро и макро мира), голова Пуруши уходит в небо, а ноги в земные недра.
Нас не должен смущать синкретизм, многомерность Керносовского изваяния, потому что первобытное мировоззрение было синкретичным, неся в себе начала многих наук и знаний. Такими же многоликими были и боги архаики. Вспомним образ Великой Матери, от которой произошли многочисленные женские божества. Таким был патриархальный Бог–Отец, творец, бог неба и солнца, породивший целый ряд богов неба и полярных им богов подземного мира (хтонических).
Итак, перед нами сложный образ, в котором мы видим черты многих будущих богов брахманизма, индуизма – Вишну, Брахмы, но, учитывая иконографические особенности Керносовского изваяния, мы, все-таки, склонны на передний план поставить имя Индры, которому посвящено большинство ранних гимнов Ригведы:
«Ты убил перворожденного из драконов,
И перехитрил все хитрости хитрецов,
И породил солнце, и небо, и утреннюю зарю,
И тогда поистине не стало тебе противника.» [9, с. 381]
Можно было бы еще и еще обращаться к отдельным рисункам на Керносовском идоле, рассматривать гипотезы, связанные с ними. Например, Ю.А. Шилов пишет о календарном смысле позвоночника – древа жизни на спине идола: 28 ветвей – ребер – протяженность лунного месяца, 12 корней у основания ствола – 12 зодиакальных созвездий [6, с. 95]. Растянутую шкурку в центре изваяния он объясняет как солнце потустороннего мира: Варуна разбил Землю, растянул ее как шкурку для Солнца, когда оно переходило в подземный мир. Фаллическую сцену на боку он связывает с Индрой, который родился через бок.
Индра у ариев возглавлял новогодний ритуал; в символах и рисунках на Керносовском изваянии идея плодородия присутствует на переднем плане [6, с. 138]. Это наводит на мысль о связи стелы с празднованием Нового Года.
Такие исследователи, как Н.А. Чмыхов и Н.Д. Довженко, выводят на первый план в Керносовском идоле образ Пуруши – космического человека [7, с. 136].
Как бы там ни было, абстрагируясь от конкретного имени, мы, несомненно, видим образ верховного бога – Творца, – источник жизненной силы и благ. У нас, у современных людей, он вызывает чувство благоговения.
В целом, вся коллекция древнейших изваяний Днепропетровского исторического музея – антропоморфных стел эпохи раннего металла, заслуживает особого внимания: это первые образцы монументального искусства Восточной Европы.
Глава ІІІ. Скифские статуи.
Скифских изваяний в коллекции музея немного – 5. Но все 5 наделены яркой индивидуальностью, неповторимостью внешнего облика. Мы видим различные типы статуй – от простейших стел до образцов круглой скульптуры. Стилистическое разнообразие скифских статуй музея отражено и в датировке – от VI до IV вв. до н.э. [10], – от времени скифо–персидских войн до Великой Скифии царя Атея!
За последние десятилетия в результате широкомасштабных археологических раскопок, проведенных в Степном Поднепровье, обнаружено много новых изваяний [11, с. 24-26]. Очень важно, что нашли их непосредственно при раскопках курганов – это позволяет получить более четкое представление о датировке и назначении скифской культовой скульптуры. 2 «скифа» из коллекции Днепропетровского музея так же были найдены, по всей вероятности, «in situ» (на месте первоначальной установки). Одно из них выявлено во время археологической разведки Днепропетровского музея в 1982 году . Массивное гранитное изваяние лежало плашмя на вершине кургана, четко выделялись крупная голова, лопатки, позвоночник. Вторая статуя, более простая, найдена в ровике скифского кургана, исследованного экспедицией музея в 1991 году .
История находок двух самых известных среди археологов статуй из коллекции музея, хранящихся с дореволюционного времени – Любомировского (стела V в. до н.э.) и Криворожского (IV в. до н.э.), к сожалению, мало изучена. Мы знаем лишь о том, что они, очевидно, происходят из коллекции А.Н. Поля и найдены
на территории Верхнеднепровского уезда Екатеринославской губернии в конце XIX в начале XX веков .
Всматриваясь в скифские статуи, приходишь к очевидному выводу о том, что с точки зрения техники, стиля по сравнению с изваяниями эпохи раннего металла – это уже более сложные пластические формы, их абрис ближе к очертаниям человеческого тела. Хотя, как антропоморфные стелы III–II тыс. до н. э., скифские статуи делятся на простые, с едва обозначенными деталями, и более сложные – по форме и репертуару изображенных предметов.
Какими бы «простыми» не были изваяния, но все они прекрасно передают образ воина – мужчины с необходимыми для воина аксессуарами: мечами в ножнах, кинжалами, боевыми топорами, колчанами, а, также, гривнами и поясами – главными украшениями одежды воина, которые указывали на принадлежность к воинской верхушке.
Характерная особенность скифской скульптуры – ассиметричное положение рук: правая поднята к груди и держит священный сосуд из рога животного – ритон, левая рука – у пояса.
Мир воинства, где оружие – меч, стрелы, копье – в полном смысле этого слова, – боги, кумиры; мир мужского братства, где обряды побратимства, воинское умение и удаль были главными ценностями. В памяти всплывают строки из стихотворения «Скифы» В. Я. Брюсова:
«Гей вы, слушайте, вольные волки!
Повинуйтесь жданному кличу!
У коней развеваются челки.
Мы опять летим на добычу»
«Вольные волки», – в этом поэтическом определении скифского воинства нет преувеличения. Действительно, воинские обряды скифов были подстать законам волчьей стаи: выпивалась кровь первого убитого врага, снимались скальпы, из черепов врагов делались чаши… «Военные обычаи скифов следующие. Когда скиф убивает первого врага, он пьет его кровь. Головы всех убитых им в бою скифский воин приносит царю. Ведь только принесший голову врага получит свою долю добычи, а иначе – нет». Так пишет «отец» древнегреческой истории Геродот, живший в V в. до н.э. [12, с. 202].
Да, скифы были воинственны и кровожадны, но это диктовали законы, образ жизни номадов (кочевников), которые ездили верхом и обучались ратному искусству с раннего детства. Им были присущи мужество, отвага, «чувство локтя».
Скифские обряды побратимства, свободолюбие, верность родным очагам стали притчей во языцех. Варвары – коварные, буйные, неотесанные, но, тем не менее, отразившие натиск персов, на равных сражавшиеся с полководцами Александра Македонского!
На поверхности скифских статуй мы видим целый арсенал оружия, все, что полагается настоящему мужчине–воину. Вспоминаются знаменитые на Украине народные картины времен Запорожской Сечи (XVII-XVIII) – «Казак Мамай», изображающие легендарного казака Мамая с близким скифским изваяниям набором предметов – от оружия (пик, сабель) до предметов быта – шапок, чарок. Тот же воинский («лыцарский») дух, тот же налет тайны. Потому что изображен не просто казак – воин, а сказитель, исполнитель героического казацкого эпоса (поэтому в руках Мамая кобза). Они не только саблями рубили, но могли и песней душу успокоить и раны врачевали. Те, кого называли «характерники» – запорожские маги, шаманы.
Вот и скифские статуи: на первый взгляд – обыкновенные воины, лучники, всадники. Но ведь не просто воины, военные вожди, не даром, скифские статуи находят на курганах, местах особо почитаемых. О том, что это не обыкновенные люди, а отцы–прародители, родоначальники, говорят подчеркнутые на ряде статуй (особенно ранних VI – V вв. до н.э.) признаки мужского пола. Скифские изваяния, как и более ранние стелы, и более поздние – средневековые статуи, представляют образы обобщенные, мифологические, связанные с культом предков–прародителей. Портретность скифских статуй нас не должна смущать, она сродни портретности изображений древнегреческих богов, образов на христианских иконах.
Исследователи скифского монументального искусства (такие, например, как П.Н. Шульц, Д.С. Раевский) видят в каменных статуях образ Таргитая, родоначальника скифов, воплощением которого могли быть герои–воины, вожди–басилевсы [13, с. 57]. По скифской легенде (в изложении Геродота), Таргитай был сыном Зевса и дочери бога реки Борисфена (Днепра). Он был первым скифом, скифским «Адамом». Его сыновья Липоксай, Арпоксай и Колоксай стали родоначальниками основных скифских племен. Образ Таргитая, героический дух сказаний о нем и его сыновьях близок к знаменитому эллинскому герою Гераклу. Недаром, по второй легенде, Геродот сообщает, что от эллинов, живущих на Понте (Черное море), он слышал, что скифы произошли от сыновей Геракла и женщины-змеи. Геракл, гоня быков Гериона, оказался в стране Гилее. Там, в одной из пещер, он нашел приют у женщины, у которой вместо ног были змеи. Она родила Гераклу 3-х сыновей – Агафирса, Гелона и Скифа (названия будущих скифских и родственных им племен). Эти легенды о Таргитае и Геракле нашли воплощение в образах монументального скифского искусства.
За внешними реалиями скифских статуй – башлыками, оружием, деталями доспехов, в глубине этих образов суровых бородатых мужчин-воинов, за тем, что Я.Э. Голосовкер называл «миром первого приближения», лежал другой мир – космический [13, с. 52.]. Каждое скифское изваяние, кроме очевидной связи с культом предков, представляло собой модель мира в миниатюре (равенство микро- и макрокосма); одновременно, как всякая вертикаль, являясь своеобразной антенной, устремленной в небо. Этот глубинный космизм проявлялся в связи именно, с Таргитаем – устроителем скифского мира, космическим культурным героем [13, с. 52].
Исследователи-скифологи склонны видеть в монументальных статуях, особенно поздних, когда процесс индивидуализации усилился, образы конкретных людей – военачальников, царей, считая, что изваяния могли устанавливать на их могилах [13, с. 57].
На наш взгляд, это некоторая модернизация архаической психологии. Древнее общество на протяжении длительного времени отличалось слитностью, анонимностью своих членов. Процесс автономизации личностей только намечался, и мифология, героический эпос подтверждают это: особенности психологического склада, характер обозначены в общих чертах.
Помня о тесной связи культа предков с погребальным культом и лежавшей в его основе идеи реинкарнации, неудивительно, что жизнеутверждающие изваяния предков устанавливались, непосредственно или вблизи от родовых могил. По архаическим представлениям, душа божественного предка переселялась в достойного представителя племени, рода, – отсюда и некоторая портретность сакральных образов. И, наконец, в процессе создания образа любого, самого абстрактного существа, особенно, когда оно пребывает в человеческом теле, перед мысленным взором творца-художника, скульптора, естественно, стоит живой человеческий образ.
Статуи из Днепропетровской коллекции (4 из 5) – портретны или с чертами портрета. Особенно трогательно лицо, смотрящее со стелы V в. до н.э.: широкоскулое, большеглазое, безбородое – лицо молодого мужчины. Даже характер улавливается – открытый, веселый. У изваяния, найденного на насыпи кургана в Апостоловском районе, – тело атлета, мощное, монолитное, и лицо под стать – с массивными надбровными дугами, как будто, вырубленное топором. Близко посаженные глаза, оттопыренные уши у статуи IV в. до н.э. (Криворожской), самой поздней в коллекции.
Больше всего изображений на одном из самых ранних изваяний – стела с «юношеским лицом» (это самое большое скифское изваяние – 225 х 60 х 30 см): и гривна на шее, и ритон в правой руке, и пояс. У пояса – меч в ножнах, горит с луком, оселок, ниже – фаллос. Близкий воинский набор и у второй скифской статуи (IV в. до н.э.) – гривна, ритон, 2 меча, горит, на голове – башлык.
«Богатырское» изваяние из Апостоловского района поражает высокой техникой ваяния: очертания мощного тела, лопатки, позвоночник искусно переданы в розовом граните. Из предметов, кроме гривны и пояса, изображен боевой топор.
У миниатюрного изваяния из Томаковки мелкие черты лица, низко надвинутый башлык, в руке – ритон, у пояса – меч, на боку – топор.
И даже самое простое скифское изваяние в коллекции музея (раскопки ДИМ 1991 г.) выразительно своим абрисом – массивная, почти квадратная голова, руки – короткие выступы, обозначена талия. Как уже указывалось выше, эта статуя была найдена в ровике скифского кургана. По традиции, скифские могильные ямы, практически, всегда окружались ровиком – символической границей, рекой подземного мира, отделявшей упорядоченный мир, космос от хаоса, смерти. Ровики были частью погребального комплекса, святилища, где воздавались почести умершему через жертвоприношения. Вот почему в ровиках находят кости животных (лошадей, баранов), фрагменты амфор (древнегреческих сосудов для вина). Ровик, в котором в 1991 г. нашли антропоморфную статую, был забутован мелким камнем – ракушечником, рядом со статуей найдены кости лошади.
Итак, мы предложили вашему вниманию 5 скифских изваяний. В настоящее время в целом их известно уже около 200. Не вызывает сомнения, что за каждой находкой стоят новые подробности, детали, которые могут не только уточнить, дополнить наши знания о скифской монументальной скульптуре, но, может, позволят что-то переосмыслить, а, возможно, и прольют на них новый свет.
«… а когда рассядутся старцы,
молодежь запляшет под клики,
на куске сбереженного кварца
начерчу я новые лики.
Я буду как все и особый.
Волхвы меня примут как сына.
Я сложу им песню для пробы.
Но от них уйду я в дружину.
Гей вы, слушайте, вольные волки!
Повинуйтесь жданному кличу!
У коней развеваются челки,
Мы опять летим на добычу.»
Глава IV. Половецкие изваяния.
«Запал багровый день. Над тусклою водой Зарницы синие трепещут беглой дрожью. Шуршит глухая степь сухим быльем и рожью, Вся лиловеет травами, вся дышит душной мглой. И тухнет гулкая. Див кличет пред бедой Ардавде, Корсуню, Поморью, Посурожью,-Земле незнаемой разносит весть Стрибожью: Птиц стоном убуди и вста звериный вой»
Это стихотворение М.А. Волошина называется «Гроза», – о грозе в степи, в «Великой степи», «Земле незнаемой»… О грозе в прямом и переносном смысле этого слова: грозовой вспышке войн, столкновений, набегов. «Див кличет пред бедой Ардавде, Корсуню, Поморью, Посурожью», – это переиначенные строки из «Слова о полку Игореве» («…Див кличет по древию…»), одного из самых щемящих литературных произведений средневековья о войне, о войне, в общем-то, рядовой – очередной вспышке враждебности между половцами и славянами, ханом Кончаком и князем Игорем. Рядовая война, рядовой поход, трагическое эхо которого, благодаря гению автора «Слова», живет в веках. Если говорить о пространстве и времени событий, о которых рассказывает «Слово о полку Игореве», – это XII век, это «Дешт-и-Кипчак» – «Половецкая степь».
К сожалению, некомплементарно, выражаясь языком Л.Н. Гумилева, складывались отношения между славянами и кочевниками, – печенегами, торками, половцами в X-XIII веках. Хотя существовали и торговые контакты, и брачные узы в аристократической и простонародной среде. Но, в целом, страницы древнерусских летописей XI-XII веков переполнены сообщениями о набегах кочевников на Русь, – «Див кличет пред бедою…».
Степи были местом постоянного бурления и движения, своеобразным коридором между Азией и Европой, по которому постоянно, особенно, с III-IV веков (начало «Великого переселения народов»), перемещалось множество племен и народов. Если в эпоху меди и бронзы, раннего железного века (II – I тыс. до н.э.) – это были ираноязычные племена, то, в эпоху раннего средневековья (I тыс. н.э.) на смену им приходят тюркоязычные и монголоязычные племена. Подвижность, этническая и языковая многоликость всегда отличали древние культуры районов «Великого пояса степей» и Северного Причерноморья. Культурная многоплановость подразумевала процессы взаимовлияний, ассимиляции и, к сожалению, нередко (особенно, на первом этапе) конфронтацию. Последнее очень характерно для племен с разным хозяйственным укладом, в первую очередь, для скотоводов и земледельцев, кочевого и оседлого населения. Антагонизм, неприятие друг друга часто брали верх «и вста звериный вой».
Набегами, войною обозначено появление половецких орд в восточной Европе в XI веке. Но война не исключила попытки навести мосты, хотя бы потому, что скотоводы, в силу экономических причин, не могут существовать без контакта с земледельцами. Да и по политическим причинам, когда с лету завоевать и покорить славян не удалось, пришлось налаживать отношения через торговлю, династические браки. Выразительным примером сосуществования кочевников и оседлого населения служат наши приднепровские степи, где археологи, при раскопках находят остатки древне славянских землянок и рядом следы кочевнических юрт.
Итак, и женились, и роднились, и торговали, – и тут же ссорились, и воевали!
Причем, не всегда, как принято считать, коварными и вероломными были азиаты. Достаточно вспомнить бесчисленные набеги на Русь знаменитого хана Боняка (главу Приднепровской половецкой орды), смертельного врага славян. Оказывается, причиной его ненависти было нарушение славянами клятвы, данной половцам, – они убили послов, среди которых бил побратим Боняка – хан Тугоркан с сыном, поэтому до последних дней своей жизни
«шелудивый пес» (так называют Боняка древнерусские летописи) мстил за убийство своего друга, побратима [14, с.64].
Половцы появились в Европе в 1066 г., оставив степи Казахстана, берега Иртыша и Оби, где они жили, образовав Кимакский каганат. Кочевники-скотоводы, воины, потомки алтайских тюрков, чьи красные шелковые знамена с вышитой золотом волчьей головой победоносно реяли в Евразийских степях, в VII-VIII веках. Кипчаки и, отчасти, кимаки обрели новую родину в восточноевропейских степях в XI-XII веках. Они создали мощное государственное объединение Дешт-и-Кипчак, расцвет которого приходится на XII век. Даже появление монголов в XIII веке не уничтожило половецкий дух восточноевропейских степей: в XIV веке кипчакский язык стал государственным языком Золотой Орды.
В XII веке в состав «Половецкой Степи» входили половецкие орды, кочевавшие в Северном Причерноморье: Заорельская, Самарская, Надпорожская, образуя Приднепровское объединение. Центром объединения было Днепровское Надпорожье. Во главе него стояли ханы из рода Бурчевичей (Боняк, Тугоркан и др.) [1,с21]).
Восточнее приднепровской группировки кочевали донецкие половцы. Их глава, хан Кончак, герой «Слова о полку Игореве» , создал в XII веке самое крупное половецкое государственное объединение. В землях хана Кончака находились упоминаемые в летописи города – Сугров, Балин и Шарукань. Здесь, в степи, среди кочевий, на вершинах курганов, возвышались каменные бабы, посвященные предкам, дух которых обитал в глубинах камня.
«И приходят кипчаков сюда племена,
И пред идолом гнется кипчаков спина
Пеший путник пройдет или явится конный,- Покоряет любого кумир их исконный.»
Наверно, нет ни одного исследователя половецкой монументальной пластики, который бы не вспомнил эти строки знаменитого азербайджанского поэта XII века Низами, жена которого была половчанкой [1,с5].
Десятки каменных половецких баб, хранящихся в коллекциях музеев степной Украины, подтверждают, что причерноморская степь в XI – XII веках, действительно была половецкой. Если от половецких кочевий, в основном, остались «следы» только на страницах летописей, то курганы с поминальными святилищами и статуями предков – зримые, материально ощущаемые объекты половецкой истории. Творилась эта история в степях Надпорожья, на берегах Днепра, Самары, Орели, Волчьей – самой сердцевине «Дешт-и-Кипчак».
Традиция ваяния каменных статуй предков уходит корнями в глубины истории тюркоязычных племен, ко времени Тюркского каганата, к VI – VII веках, на Алтай, Центральную Азию, Семиречье (Казахстан). Там они также, как восточноевропейские статуи, устанавливались на могилах предков или вблизи от них, лицом на восток, с чашей в руке или в руках. [15, с.46]. Только, чаще, не степной, а горный пейзаж служит фоном для каменных изваяний: заснеженные вершины на горизонте, горные озера с прозрачной ледяной водой…
Ваяли статуи предков и кимако-кипчакские племена, причем, в отличие от других тюркских народов, у них статуи были не только мужские, но и женские, сосуд они держали уже не в одной, а в обеих руках [16,с.233.
Каменные бабы, поминальные святилища являются лишь частью большого мира духовной культуры, идеологии тюрко-язычных и монголоязычных кочевых племен евразийских степей. Судить о грандиозности, оригинальности этого мира можно не только опираясь на памятники археологии, но и на этнографические источники, мифологию и фольклор современных тюрков – казахов, киргизов, узбеков, каракалпаков. Средневековые письменные памятники, созданные во времена половцев, достаточно лаконичны. Из них мы знаем, что половцы были язычниками-политеистами, шаманистами, что они поклонялись рекам (у кимаков был бог реки Иртыш), огню, солнцу, звездам. Их шаманы были прекрасными звездочетами и астрологами – « волхвовали по звездам», – как писал русский историк Д.С. Илловайский [17,с.78]. К числу святынь (времен жизни половцев в Сибири) относились писаницы на скалах, в частности, изображение отпечатка ступни человека и копыта коня, может быть, бога неба Тенгри-хана, центрального божества большинства тюркоязычных народов. Он, как правило, изображался в виде всадника. Известны имена наиболее почитаемых половцами богов: Ульгень – бог – демиург, устроитель мира, Умай – женское божество, покровительница деторождения (в Луганске хранится женское изваяние в традиционном половецком стиле, но обнаженное и с ребенком в животе, может быть, это – Умай?). И, конечно, объектами поклонения, как у всех древних народов, были горы, источники, деревья, природные стихии[18]. У половцев был культ животных во всех ипостасях: от пережитков тотемизма до шаманских священных животных [14,с 140]. Действительно, мы видим на шляпах женских статуй рога баранов (представление о женщине – хозяйке зверей), находим в средневековых кочевнических святилищах каменные изваяния баранов, медведей, кабанов и других животных (такой каменный кабан экспонируется в Днепропетровском историческом музее). Наконец, из летописи мы знаем о способности хана Боняка, обращаться в волка [1,с.21]. К числу наиболее почитаемых половцами животных относились конь, волк, баран.
Органичной частью этого духовного мира, где первобытная мифология и космология переплелись с ранними формами религий, были каменные изваяния и стоящий за ними культ предков, культ плодородия, погребальный культ, шаманизм. Они были ипостасями единого, цельного представления о вечной жизни, преемственности поколений.
Можно бесконечно писать о стиле, иконографии, технике ваяния средневековых тюркских статуй, за которыми издавна укоренилось название «бабы». В целом, весь массив половецкой скульптуры (мы привыкли называть его половецким, но, понимаем, что само половецкое объединение было многоплеменным) можно разделить на мужские и женские, стоящие и сидящие статуи (ряд исследователей выделяют еще статуи с «фоном» или т.н. «прислоненные» ). Среди ранних (XI в.) и самых поздних (XIII в.) часто встречаются стелы, стеловидные статуи, гермы. Канонические скульптуры ХII века, времени расцвета техники ваяния у половцев, – это выпуклые, рельефные изваяния, нередко, уже образцы круглой скульптуры. Их делали, несомненно, профессиональные мастера, следы инструментов которых – резцов, долот – прослеживаются на некоторых статуях. Наиболее распространенный материал – серый песчаник (он сравнительно мягкий и его удобно обрабатывать), известняк, гранит. Более ранние изваяния (ХI в.) ваяли, чаще всего, из гранита, но большинство статуй сделано из песчаника. Статуи из известняка-ракушечника более других разрушаются, выветриваются. В коллекции Днепропетровского исторического музея есть два женских изваяния из породы, которая редко используется половецкими скульпторами – красноватый железняк, выходы которого есть на Криворожье.
Иконография половецких скульптур четко указывает на сложившийся к ХII веку канон: все статуи, мужские и женские, – изображены с сосудом для возлияния (у живота), потому что держат его не в одной руке, как более ранние тюркские и скифские статуи (образ пирующего героя), а бережно в обеих, чтобы не расплескать, донести к алтарю, жертвеннику. Хотя предположения о предметах в руках были разные: книги, свиток рукописи.
Стиль, в котором выполнены половецкие изваяния, – этнографический реализм. Достаточно посмотреть на них, чтобы убедиться в этом: мельчайшие подробности в изображении одежды, костюма, головного убора, украшений, предметов быта, вооружения.
На женских статуях несколько видов шляп – от миниатюрных круглых шапочек до грандиозных шляп с высокой тульей, кафтаны, украшенные вышивкой, аппликацией. На груди – гривны, ожерелья, подвески, в ушах – серьги, вдоль лица – височные кольца, шнурки, на ногах шаровары, заправленные в мягкие сапоги (они изображены на сидящих статуях, у которых полы кафтана заправлены за пояс). На голове, кроме шляп – покрывало, вуаль, косы спрятаны в футляры. У пояса – разнообразные предметы – зеркала, сумочки-каптарги для косметики, гребни, флаконы, большие кисти.
Лики женских статуй, если их черты не стерты временем, часто очень выразительны. С точки зрения зарождающегося портретного искусства, среди них есть нестоящие шедевры. Например, грандиозная по своим размерам женская статуя, – «ханша», «царь-девица» с мощной объемной грудью, лицом, как «полная луна» и красивыми правильными чертами. Выразительностью явно европейского лица, пышностью форм и богатством костюма отличается статуя, привезенная в музей в 1980-х гг. из Латвии (музей г. Риги). Какими судьбами эта степная кочевническая скульптура оказалась в Риге? Как бы там ни было, она вернулась на родину… Изяществом, грацией дышит миниатюрное изваяния из железняка. Так можно вспомнить не одно женское изваяние из коллекции музея.
Из средневековых летописей мы знаем, что половецкие аристократы – воины-батыры, их жены и дочери, – отличались красотой, поэтому русские князья охотно брали в жены половчанок, а русские женщины, иной раз, бежали в степи за красавцами—кочевниками.
Мужчины, конечно, изображены в воинских одеждах: шлемах, доспехах, поясах, ремнях. Шлемы, хотя и не такие разнообразные, как дамские шляпы, но представляют 3 типа, – и маленькие круглые мисюрки, и длинные яйцевидные, но, чаще всего, мы видим наиболее распространенные у кочевников, и у славян сфероконические шлемы. Что касается мужского костюма, то, как и женщины, мужчины-половцы носили кафтан, детали которого – края рукавов, полы – прекрасно видны на статуях, под кафтаном – рубахи и шаровары. Оригинальны повсеместно изображенные доспехи. Видимо, это мягкие, кожаные или сшитые из плотной ткани куртки, кафтаны, комбинированные с круглыми бронзовыми бляхами на груди (бляхи встречаются в кочевнических погребениях ХII—ХIII вв.). Они крепились к одежде при помощи ремней, система блях и ремней прекрасно видна на мужских статуях.
У пояса, как и у женских изваяний, – самые разнообразные предметы. Оружие: сабли, колчаны со стрелами, луки. Из предметов быта чаще всего встречаются ножи, сумочки (в том числе для хранения огнива), даже гребни. Иногда изображались музыкальные инструменты. Весь этот круг предметов, аксессуаров костюмов мы видим у многих половецких статуй из коллекции Днепропетровского музея.
Впечатляют и мужские изваяния, которые невольно хочется сравнить с героями тюркского эпоса, например, киргизского эпоса «Манас». Одно из них, несомненно, изображает представителя половецкой аристократии: стройный красавец с великолепной статью, тонкими чертами породистого лица – миндалевидными глазами, горбатым носом, изящными усиками. На голове у него сфероконический шлем, на торсе – пластинчатые доспехи. Богатырь одет в пышные шаровары и мягкие сапожки, голенища которых прикреплены к поясу при помощи сложной системы ремней.
Богатством костюма отличается и статуя, привезенная в музей в 1982 г. из пос. Апостолово. Полы кафтана этой статуи украшены « косой клеткой», у пояса – колчан и сабля.
Если женские лица, в основном, дышат спокойствием и строгостью, то мужские нередко цветут самыми лукавыми, щедрыми улыбками.
Половецкая скульптура не была бесцветной. На поверхности некоторых статуй сохранились следы раскраски, например, красного цвета.
Несмотря на дотошность этнографического реализма, средневековые тюркские статуи не являются реалистическими портретами людей. Это – обобщенные образы героизированных прародителей – подателей жизни, благополучия. Отсюда, подчеркнуто объемные, тучные тела, большая обнаженная грудь у женских изваяний, руки, сложенные в ритуальном жесте. Многие предметы, очертания которых нанесены на поверхность статуй – не просто украшения и предметы быта, а шаманские атрибуты. Например, зеркала, по которым гадали, музыкальные инструменты, кисти-опахала у пояса. Известно, что женщины-шаманки в древности камлали с ветвями, опахалами в руках, таким образом общаясь со стихией воздуха. «Рога» на женских шляпах, как уже упоминалось, первоначально были настоящими бараньими рогами, их возлагали на голову женщины-жрицы во время магического обряда бракосочетания со священным животным.
Средневековая тюркская монументальная скульптура, как и предшествующая сакральная пластика курганных народов, продолжала сохранять связь с более древними мифологическими представлениями. Естественно, что космологические идеи, образы по сравнению с архаическими изваяниями отступили на 2-й план, скрылись в глубине, заявляя о себе отдельными иконографическими деталями: визуальным делением статуи на 3 части (идея 3-х миров). Нередко на статуях подчеркивались лопатки – элементы кроны дерева жизни.
Сакральный характер изваяний подтверждают святилища, в которых они устанавливались. По традициям курганных культур, с эпохи раннего металла, святилища устраивались на кургане или вблизи от могильника. Там совершался переход в иные миры, утверждалась победа жизни над смертью. Освящали эти глобальные моменты в жизни общества магические обряды и таинства.
Архитектура средневековых святилищ была идентична скифским и более древним, поминально-погребальным памятникам: та же простота и лаконизм, те же «оградки», ровики, вымостки и каменные изваяния. Здесь, в святилищах у подножия статуй предков, совершались поминальные обряды, приносились жертвы, делались возлияния (кумысом, аракой – молочной водкой), звучали заклинания. Шкуры жертвенных животных затем вывешивались на ветвях священных деревьев, по стволам которых дух, энергетика жертвы, поднимался в небо. Можно закрыть глаза и представить: купол неба, острый запах полыни, степная ширь и «вырастающие из земли» величественные каменные фигуры.
Прошло более восьми столетий, но особое, трепетное отношение к каменным бабам живет и поныне. Известны случаи, когда жители сел, например, нашей, Днепропетровской области, заботливо белят статуи (особенно к праздникам), устанавливают их около своих домов. Старожилы знают местонахождения каменных баб, рассказывают связанные с ними легенды и предания.
Заключение.
Для того чтобы заглянуть в вечность, ощутить ее, необязательно ехать на край земли, совершать паломничество к неизвестным памятникам древности, таким, как египетские пирамиды или руины древнегреческих храмов. Во-первых, потому, что вечность живет в нас и вокруг, мы, являясь частью космоса, – такие же хранители вечности, как памятники материальной и духовной культуры, во-вторых, – где бы мы ни оказались, – в тропиках или на крайнем севере, – обязательно встретим замечательные памятники древности, такие же уникальные, как пирамиды. Например, ритуальные маски и изваяния богов и предков тропической Африки, наскальные рисунки («писаницы») Сибири,
Деревянные храмы русского европейского севера, курганы, майданы, каменные бабы Степной Украины занимают достойное место среди самых ярких и оригинальных памятников древнего мира. Они, в полном смысле этого слова, являются хранителями вечности, в них заключены бесценные знания, которые не только помогают познать прошлое, но и понять настоящее, смысл человеческого бытия.
Но ключ к этим знаниям, к этому кладезю мудрости пока не найден. Мы еще не заслужили на них право. Для этого современное человечество должно, по меньшей мере, научится охранять памятники истории и культуры.
Библиографические примечания:
- Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния / САИ. 1974. Вып. Е4-2. –С.
- Рубрук Г. Путешествия в восточные страны. М., 1972.
- Книга Большому Чертежу. М.-Л., 1950.
- Эварницкий Д.И. Каменные бабы / Исторический вестник. 1890. №1. –С.
- Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978.
- Шилов Ю.А. Космические тайны курганов. М, 1990.
- Чмыхов Н.А., Довженко Н.Д. О древнейшем индоиранском компоненте в сложении скифской монументальной скульптуры / Древнейшие скотоводы юга Украины. К., 1987.
- Крылова Л.П. Керносовский идол (стела) / Энеолит и бронзовый век Украины. К., 1976. –С.
- Поэзия и проза Древнего Востока. М., 1973.
- Голубчик Л.Н. Скифские изваяния из коллекции Днепропетровского исторического музея // Памятники бронзового и раннего железного веков Поднепровья. Днепропетровск, 1987. –С.
- Ольховский B.C., Евдокимов Г.Л. Скифские изваяния VII – Ш вв. до н.э. М., 1994.
- Геродот. История. Л., 1972.
- Раевский Д.С. Скифские каменные изваяния в системе религиозно-мифологических представлений ираноязычных народов евразийских степей // Средняя Азия, Кавказ и зарубежный Восток в древности. М., 1983. –С.
- Плетнева С.А. Половцы. М, 1990.
- Шер Я.А. Каменные изваяния Семиречья. М. – Л., 1966.
- Арсланова Ф.Х. Чариков А.А. Каменные изваяния Верхнего Прииртышья//СА. 1974. №3. –С.
- Илловайский Д. История России. М., 1880. 4.IL
- Алексеев Н.А. Ранние формы религии тюркоязычных народов Сибири. Новосибирск, 1980.
