Уничтожение гетманства и введение Малороссийской коллегии

Ништадтский мир России с Швецией.- Уход Филиппа Орлика из Швеции во Францию и из Франции в Турцию.- Уничтожение в Малороссии гетманства и введение Малороссийской коллегии.- Намерение турецкого султана идти войной под украинные русские города и меры по этому поводу царя Петра.- Политика в отношении запорожцев при преемниках Петра.- Возвращение Малороссии гетманства и просьбы запорожцев о дозволении им вернуться в пределы России.- Самовольное возвращение запорожцев на Чортомлык.- Письмо крымского хана к запорожцам, возвращение их под протекцию хана и поселение при устье речки Каменки.- Показание козака Семена Беспалого, данное графу Борису Петровичу Шереметеву о состоянии войска запорожских козаков в Каменской Сичи, о числе всего войска, о занятых им местах и о промыслах его.

Напрасно Филипп Орлик, желавший освободить Украйну “от ярма московского”, возлагал свои надежды на Швецию. Пока жив был Карл XII, Орлик мог по крайней мере мечтать о том, что шведский король скоро или нескоро составит коалицию западноевропейских держав и, став во главе такой коалиции, сломит силу гордого своими успехами русского царя. Но Карл XII внезапно погиб от пули ненавистного злодея, и тогда все значение Швеции в глазах Орлика исчезло. И точно, скоро после смерти Карла Швеция, обессилевшая от продолжительных с соседями войн, под конец заключила с Россией в 1721 году в городе Ништадте вечный мир. После того Филиппу Орлику ничего другого не оставалось делать, как навсегда покинуть Швецию, и он ушел из Швеции сперва во Францию, а из Франции удалился в Турцию и поселился в городе Салониках. Теперь он все надежды свои возложил на Турцию, рассчитывая возбудить ее против России. Но расчеты Филиппа Орлика и здесь не оправдались. После окончания великой Северной войны русский царь, принявший с этих пор титул императора, приобрел огромное значение в Западной Европе и сделался полновластным хозяином у себя дома. К запорожским козакам он по-прежнему относился отрицательно и на все их просьбы о принятии в пределы России со всем Кошем отвечал отказом. В Малороссии Петр учредил мая 16 дня 1722 года так называемую малороссийскую коллегию, в смысле органа центральной власти, состоявшую из председателя и шести человек чинов штаб-офицеров, и находившуюся в городе Глухове. Тщетно гетман Скоропадский, лично ездивший в новую столицу, хлопотал об отмене малороссийской коллегии: он вернулся из Петербурга ни с чем и в июле месяце внезапно скончался тотчас по прибытии на родину. После смерти Скоропадсксго киевскому губернатору князю Ивану Юрьевича Трубецкому послан был указ смотреть и проведывать тайно, чтобы у жителей Малороссии не было пересылок с запорожским войском, с Филиппом Орликом и с прочими изменниками. С тем же предписанием послан был указ и командующему войсками на юге генерал-майору графу фон-Вейсбаху [1]. Для управления Малороссией назначен был наказной гетман, Черниговский полковник Павел Полуботок, избрание же настоящего гетмана отложено было на неопределенное время.
Такое положение дел в Малороссии лишало запорожских козаков всякой надежды на возвращение к своим родным пепелищам и им оставалось одно — сидеть в днепровском низовье под властью Крыма.
В это время русский император, закончивши продолжительную войну на западе и ставши прочной ногой у Балтийского моря, перенес свое внимание с запада на восток к Каспийскому морю и открыл поход в кавказские владения Персии. Поход этот начат был в половине лета 1722 года и продолжался под личным предводительством императора до сентября месяца того же года. Достигнув города Дербента, Петр сам повернул назад в Астрахань, а вместо себя оставил для продолжения военных действий несколько полков под начальством боевых генералов.
Известие о персидском походе русского императора немедленно дошло до турецкого султана и султан объявил, что только Порта имеет право претендовать на обладание Персией. Сторону Турции взяла Англия, которая стала подбивать султана объявить войну России. Тогда султан начал выискивать различные поводы для объявления войны русскому императору. Воспользовавшись ходившим в то время слухом о намерении русского самодержавна строить крепости в низовьях Днепра и о данном будто бы им дозволении своим подданным, донцам и калмыкам, грабить татар и запорожцев, султан отправил своего полномочного посла с представлением о том в Петербург.
Тогда русский император, желая собрать вести об истинных намерениях турок и татар, послал полтавскому наказному полковнику Черняку приказ сделать по этому поводу тайные разведки в Крыму и полученные вести доставить в Петербург. По тому приказу полковник Черняк в конце месяца ноября 1722 года отправил В Крым и в Запорожскую Сичь некоего козака Криворученка. Козак Криворученко доехал сперва до Переволочны на Днепре, а оттуда спустился на Кызыкерменский перевоз и застал там кошевого атамана Василия Титаровского [2]: кошевой провожал сичевых козаков, которые должны были сопровождать Капич-пашу, ехавшего через Крым в город Азов на комиссию. Тут Криворученко узнал, что крымская орда еще в октябре месяце, на Покров, собиралась идти на великороссийские и малороссийские города, но, получив приказание от султана воздержаться от похода до возвращения турецкого посла от русского царя, на время свой поход отложила. В своем указе султан объявлял, что если от царя не будет удовлетворения за причиненные в людях и в скоте калмыками и донцами татарам и запорожцам шкоды, а также, если не будет указа о снесении городков, которые царь приказал соорудить в низовьях Днепра, то татарам и запорожцам приказано будет идти под великороссийские и малороссийские города.
Получив подлинные о неприятельских замыслах вести, русский император поспешил предупредить о том главных генералов и командиров Киевской и Азовской губерний, а также велел послать указы о том малороссийской генеральной старшине и заодно с тем войску донских козаков [3].
Это было декабря 31 числа 1722 года, а 28 января 1725 года императора Петра уже не было в живых.
Преемница Петра Екатерина I, вступив на престол, следовала в отношении запорожского войска взглядам своего державного супруга. Апреля 22 дня 1725 года она отправила азовскому губернатору генерал-майору Григорию Петровичу Чернышеву следующую инструкцию “Объ управленіи азовскою губерніею” и об обращении с запорожскими козаками.
“Объявить тЪмъ, которые будутъ Ъздить въ Крымъ, чтобы къ запорожцамъ отнюдь не заЪзжали, и о томъ учинить заказъ крЪпкій подъ жестокимъ наказаніемъ и отнятіемъ всего того, съ чЪмъ кто туда дерзнетъ пріЪхать; а изъ крымцевъ, которые въ губернію его npіЪзжать будутъ, дать знать, чтобы они при себЪ измЪнниковъ запорожцевъ и прочихъ ни съ товарами, ни для какихъ дЪлъ въ губернію Воронежскую и никуда въ великороссійскіе города такожъ и изъ той губерніи, ни откуда чрезъ губернію ту на Запорожье съ товарами, ни за добычею и ни съ чЪмъ другимъ отнюдь не пропускали, чего на заставахъ приставленнымъ приказать смотрЪть накрЪпко подъ опасеніемъ жестокаго штрафа. А которые запорожцы будутъ приходить съ повинною или съ другими какими письмами или словесными приказами, такихъ задерживать, а о томъ писать къ генералу князю Голицыну, такожъ рапортовать и подлинныя письма присылать въ сенатъ, оставляя съ оныхъ у себя списки, а не описався въ сенатъ, съ ними, запорожцами, яко съ измЪнниками, никакой письменной пересылки отнюдь не имЪть и на ихъ письма не отвЪтствовать, также и той губерніи за обывателями смотрЪть, чтобъ у нихъ какъ съ ними, такъ и съ прочими пограничными подозрительныхъ корреспонденщй не было; а ежели будутъ происходить отъ турокъ и татаръ и измЪнниковъ запорожцевъ тамощнимъ обывателямъ всякія обиды, а поиманы не будутъ, генералъ-маіору и губернатору о всякихъ случившихся дЪлахъ въ турецкую область къ порубежнымъ пашамъ и къ крымскому хану писать; а ежели изъ нихъ измЪнниковъ, запорожцевъ, въ земляхъ императорского величества кто поиманы будутъ, и тЪхъ разыскивать, а что по розыску явится, о томъ писать въ сенатъ, а о прочей корреспонденціи съ пограничными поступать по указамъ изъ иностранной коллегіи” [4].
Так прошло еще два года и положение запорожских козаков по-прежнему не изменилось к лучшему.
Но вот вступил на русский престол новый государь Петр II и с ним пошло новое веяние в России. Малороссии возвращено было право выбора гетмана, и тогда в гетманы избран был миргородский полковник Даниил Апостол, к которому поставили в качестве руководителя русского правительственного советника Федора Наумова. Запорожцы скоро узнали о перемене дел в Малороссии, но не знали еще подлинно, кто был избран в гетманы. До них донесся слух, будто гетманскую булаву получил в Малой России знатный польский пан Сапега. В Сичи в ту пору объявился какой-то шляхтич Антон Хмелевский, как потом оказалось, бежавший из Польши от долгов и из боязни быть преданным в руки правосудия за различные подлоги. Кошевым атаманом запорожских козаков состоял в то время Павел Федоров [5]. Октября 19 дня 1727 года кошевой атаман Павел Федоров с товариством написал несколько листов на имя мнимого гетмана Сапегн с просьбой о принятии запорожцев “въ державу императорского величества и объ отпущеніи имъ ихъ винъ” и те листы отправил поляком Антоном Хмелевским и его товарищем Стефаном Козаревским. Посланные листы сперва доставлены были тайному советнику Федору Наумову; от Наумова отосланы в коллегию иностранных дел и из коллегии иностранных дел поступили в верховный тайный совет. Решением верховного тайного совета предписано было Федору Наумову и обще с ним гетману Даниилу Апостолу дать запорожскому войску через присланного поляка Хмелевского словесный ответ в таком смысле: “Если его императорское величество, какъ милосердный монархъ, усмотритъ прямое и вЪрное намЪреніе со стороны запорожцевъ исправиться въ своихъ винахъ, то тогда онъ прикажетъ принять, ихъ попрежнему въ свою державу; тогда гетманъ и тайный совЪтникъ будутъ вспомоществовать имъ. Но для того нужно, чтобы они пребывали, при томъ своемъ намЪреніи и въ вЪрности непоколебимо и для вящаго увЪренія гетмана и тайнаго совЪтника по временамъ доставляли корреспонденцію и тайную пересылку имЪли и о тамошнихъ татарскихъ и турецкихъ обхожденіяхъ гетмана и совЪтника Наумова увЪдомляли, дабы, усмотря по тому ихъ вЪрность, возможно было, при благополучномъ времени ихъ желаніе въ дЪйство привести. Сей отвЪтъ оный Хмелевскій или можетъ самъ у себя записать или можно ему и на письмЪ, но безъ всякой подписи, дать, и оного, по пристойности подаривъ, отпустить” [6].
Получив такой указ, гетман Апостол и тайный советник Наумов изложили ответ запорожскому войску на бумаге, но “безъ подписанія” и, вручив его Хмелевскому, отпустили последнего с наградою до Запорожской Сичи. Но Хмелевский, возвращаясь назад, разгласил по дороге о том, что русский император по просьбе запорожцев обещал им оказать свою милость и принять по-прежнему под свою державу. Слух об этом быстро распространился между татарами и через некоторое время дошел в самый Крым.
Запорожцы, долго не подозревая, с кем они имели дело, по возвращении Хмелевского в Сичу, написали несколько писем (кошевой атаман Павло Сидоренко марта 3 дня, войсковой судья Карп Сидоренко марта 7 дня) и отправили их в Глухов тем же Хмелевским, каким-то Добошом [7] и четырьмя простыми козаками. И кошевой атаман и войсковой судья выражали горячую благодарность подлинному гетману Даниилу Апостолу и советнику Федору Наумову за доставленный в Сичу ответ от имени императорского величества и вновь молили их принять все войско без замедления в подданство России, причем сообщали разные о неприятелях вести и передавали о том, что войско их еще далеко не в полном собрании. В заключение же просили, когда Антон Хмелевский прибудет в Глухов, отобрать у него все листы, какие при нем окажутся, самого же его задержать в Глухове и не выпускать до времени из Малой России, потому что “онъ показалъ нЪкоторое въ прежней своей посылкЪ непостоянство” [8].
Как бы то ни было, но ответ верховного тайного советника, присланный запорожскому войску через шляхтича Хмелевского, сильно взволновал все Запорожье. Гетман Даниил Апостол и советник Федор Наумов скоро извещены были через присланных к ним козаков от запорожского полковника Ивана Петрова о том, что все запорожцы хотят, забрав войсковые клейноты, оставить новую Сичу и перейти на старую под протекцию императорского величества. Такое желание охватило всех запорожцев, как бывших в Сиче, так и находившихся вдали от нее. Сам кошевой атаман Паско или Павел Сидоренко в это время находился в турецком городе Бендеpax, и его место заступал войсковой судья Карпо Сидоренко. После праздника Богоявления Господня Карпо Сидоренко получил через козака Поповического куреня Величка письмо от запорожского полковника Иванца (“который прежде былъ запорожскимъ кошевымъ”) с Кубани, где он находился по приказанию хана с 1000-ю человек[ами] запорожского войска. Удержав у себя до времени письмо полковника, войсковой судья Карпо Сидоренко послал известие о том кошевому атаману в Бендеры. Когда же кошевой прибыл в Сичь и прочел поданное ему письмо полковника Иванца, то он узнал, что весть о намерении запорожского войска перейти на старую Сичь дошла даже на Кубань. Иванец писал, чтобы товариство запорожское всячески торопилось переходом под протекцию русского государя, и когда оно решится на такое дело, то чтобы кошевой дал знать о том и запорожцам, стоящим на Кубани, дабы Иванец тот же час с войском своим мог оставить стоянку на Кубани, перейти в Черкасский город и отдать себя в державу императорского величества. В случае препятствия со стороны татар, какая бы сила орды их ни была, Иванец надеется выбиться оттуда, где находится, и прибыть до Черкасского [9].
По получении таких вестей гетман Даниил Апостол и тайный советник Федор Наумов прежде всего известили о том генерал-фельдмаршала князя Михаила Михайловича Голицына. А потом, не теряя времени, послали в Сичь нарочного козака с приказанием, чтобы запорожцы сидели неподвижно до времени в Сиче и отнюдь не показывали своей склонности к стороне императорского величества.
Ответ на донесение Апостола последовал от генерал-фельдмаршала апреля 5 дня. Князь Голицын предписывал гетману, чтобы он, как можно скорее, послал от себя кого потребно с словесным приказанием в Сичь о том, чтобы запорожцы ни в коем случае не смели покидать новой Сичи, чтобы они сидели в ней “не[п]орушно” и не чинили крымцам и никому из турецких подданных никаких шкод и зацепок; в противном случае, если только они причинят кому-либо из турецких подданных озлобление, то никогда не получат протекции императорского величества. К полковнику Иванцу князь Голицын приказывал послать известие о том, что запорожцы вовсе не переходят на старую Сичу, вследствие чего полковник должен по-прежнему держаться на Кубани и не думать являться в Черкасское. А для большей убедительности запорожцев генерал-фельдмаршал по императорскому повелению отправил в Новый транжемент и на Дон к войско[во]му атаману Лопатину два царских указа. В тех указах давалось наставление, в случае прихода полковника Иванца с запорожцами в Новый транжемент или в Черкасское, в те города отнюдь его не пускать и отослать назад, объявив ему, что о приеме его не имеется указа императорского величества, а о том, что все это делается по императорскому указу, отнюдь никому не объявлять и содержать в строгом секрете.
При всем том эти меры нисколько не успокоили запорожское войско: козаки решили так или иначе покинуть новую Сичу и вернуться на старую Чортомлыцкую Сичь: “НынЪшняя ихъ СЪчь ниже Казикермана въ семи милехъ имЪетъ свое положеніе, надъ рЪчкою Конскою, въ урочищЪ Олешкахъ, по ею сторону ДнЪпра; а въ ней нынЪ куреней 38, а людей всегда въ оной можетъ быть съ полторы тысячи; а другіе запорожцы кочуютъ куренями по рЪкамъ Богу, по Великомъ Ингулу, по Исуни, по Ингулцу, по Саксагани, по Базавлуку, по Малой и Великой Камянкахъ и по СурЪ, которыя рЪки суть по ту сторону ДнЪпра; а по ею сторону по рЪкамъ-же Протовчи, по СамарЪ и по самомъ ДнЪпрЪ по обоимъ оного сторонамъ, взявши отъ границы по самое устье ДнЪпра и Богу (Бугу); а по онымъ всЪмъ кочевьямъ и по другихъ малыхъ рЪчкахъ можетъ ихъ, запорожцовъ, считаться многія тысячи людей, толко о подлинномъ оныхъ числЪ знать невозможно” [10].
Эту-то Сичу запорожцы и решили покинуть. Каким образом все это дело произошло, о том сохранившиеся данные передают так. Мая 23 дня, в четверг, у запорожских козаков в новой Сиче, в Олешках, была рада и на той раде выбран был кошевым атаманом Константин Гордиенко. На следующий день, в пятницу, с верховьев Днепра от того места, где была старая Сичь, от устья речки Чортомлыка, пришли водой 40 малых судов и остановились против новой Сичи. Прибывшие в судах козаки, выйдя на берег реки, внезапно оковали кандалами нового кошевого Гордиенка и войскового судью за то, что они не хотели отдать им войсковые клейноты; оковав кошевого и судью, козаки вошли в сичевую церковь и забрали там церковную утварь, а также бубны, хоругви и булаву. После того козаки разбили все армянские и греческие лавки, разграбили найденные в них товары, распили все шинковые напитки, а самих торговцев заставили бежать из Сичи в Крым. Разгромив таким образом торговцев и купцов, запорожцы стали брать у богатых козаков конские табуны и другие стада: так, у одного козака Шишацкого, которого в то время не было в Сичи, захватили около 500 голов лошадей. Забрав все добро и соединившись с козаками новой Сичи, приезжие запорожцы перевезлись под Кызыкерменем через Днепр и двинулись вверх к месту старой Сичи. Для тех же козаков, которые жили ниже новой Сичи, прибывшие запорожцы послали тридцать судов с несколькими товарищами и приглашали всех поспешить в старую Сичь. Велено было, как только “низовые козаки” придут на перевоз и сядут на суда, немедленно разобрать все строения в Новой Сиче, все оставшееся предать огню, а людям идти на старую Сичь. Мая 27 дня новая Сичь была уже пуста, а сами козаки, даже те, которые жили по Днепру, по байракам и по лесам в особых пасеках и куренях, вышли в старую Сичь [11].
Гетман Даниил Апостол узнал о переходе запорожских козаков на Чортомлык июня 1 дня в бытность в Москве. Ему донесли, что о возвращении запорожского войска на прежние места особенно хлопотал самарский полковник Иван Петров, который имел намерение идти со своими козаками в новую Сичь, забрать там клейноты и запасы и “заручить всЪхъ сЪчевыхъ козаковъ перейти на старую СЪчь”. Узнав о таком деле, гетман Апостол немедленно послал малороссийской генеральной старшине приказ отправить увещание эапорожцам не слушаться никаких советов самарского полковника, оставить всякое намерение о переходе на старую Сичь и сидеть мирно и тихо в новой Сичи до дальнейшего и удобного случая, чтобы не лишиться милости и протекции императорского величества и не погубить своих товарищей, находившихся в походе с кошевым атаманом Иваном Малашевичем. Такое же предписание сидеть “спокойно и нерушно” на самарских местах послал гетман и полковнику Петрову с его товариством [12].
Тем временем запорожцы, придя в старую Сичь, выбрали кошевым атаманом Ивана Петровича Гусака, заняли некоторые места по Самаре реке, написали просительный лист на имя императора Петра II и отправили его в Петербург. “Склонивши сердецъ своихъ нарушенный мысли къ благому обращенію и повернувши мизерныя главы свои до стопы ногъ вашего императорского величества, отлагаемся отъ бусурманской державы. ОсмотрЪлись мы, что вЪрЪ святой православной, церкви восточной и вашему императорскому величеству достойно и праведно надлежнтъ намъ служить, а не подъ бусурманомъ магометански погибать. Отвори сердца своего источник къ намъ, своимъ чадамъ, разрЪши ласково преступленія нашего грЪхъ и нареки насъ попрежнему сынами жребія твоего императорского. Еще-же просимъ: подайте намъ войсковое отъ рукъ своихъ подкрЪпленіе, дабы не попали мы въ расхищеніе невЪрнымъ варварамъ, ибо не знаемъ, зачЪмъ орды отъ всЪхъ своихъ сторонъ подвинулись: для того ли, что мы уже от нихъ отступили со своими клейнотами 24 мая и пребываемъ уже въ старой Съчъ, или-же они это дЪлаютъ по своимъ замЪшательствамъ” [13].
Когда весть об оставлении запорожцами новой Сичи н о прибытии их на место старой дошла в Петербург, то дело об этом июня 5 дня внесено было в верховный тайный совет. В верховном совете по этому поводу было определено: во-первыхъ, присланных от запорожского полковника Ивана Петрова в город Глухов четырех козаков вернуть из Глухова назад с таким же словесным приказом как Петрову, так и всему товариству в Сиче, с каким и раньше велено было отправить посланцев сичевых, прибавив к прежней мемории, что если запорожцы покинут турецкую сторону, то они отнюдь не будут впущены в российские рубежи. Во-вторых: хотя генерал-фельдмаршал князь Голицын и гетман Даниил Апостол и имеют императорские указы о недопущении запорожцев в российскую державу, но в подтверждение того послать к ним новый указ, чтобы князь и гетман ко всем командующим над войсками генералам, ко всем губернаторам порубежных городов, ко всем воеводам и малороссийским полковникам писали и “накрЪпко” подтвердили ни в коем случае запорожцев не принимать. “И ежели они въ которое мЪсто хотя (желая) подъ протекцію его императорского величества придутъ, съ многолюдствомъ и съ ружьемъ, такихъ отнюдь не принимать и въ границы россійскіе не впускать ни подъ какимъ видомъ и никакой имъ протекціи и защищенія нигдЪ не давать и отъ границъ отбивать ихъ оружіемъ, а подъ рукою словесно имъ приказомъ отзываться и обнадеживать ихъ секретно, что при способномъ времяни приняты они, запорожцы, будуть, и cіe имъ, фельдмаршалу и гетману, объявить запорожцамъ при случаЪ тайно чрезъ вЪрныхъ людей, а отъ другихъ содержать въ вышнемъ секретЪ”. В-третьих, тех запорожцев, которые станут приходить на житье в Малую Россию с повинною и небольшими партиями, тех пропускать по прежним указам; только дать приказ офицерам, стоящим на посту, наблюдать за тем, чтобы запорожцы в один раз проходили действительно по небольшому числу [14].
После решения верховного тайного совета последовала июня 11 числа высочайшая грамота на имя генерал-фельдмаршала князя Михаила Михайловича Голицына с приказанием “запорожцевъ многолюдствомъ и съ ружьемъ отнюдь не принимать, въ границы Pоссіи ни подъ какимъ видомъ не впускать, никакой протекціи и защищенія нигдЪ имъ не давать и отъ границъ оружіемъ отбивать”. Послано было также предписание киевскому вице-губернатору, генерал-майору Штоку, с запорожцами поступать так, как в высочайшей грамоте повелено [15].
Независимо от этих мер ведено было написать в Константинополь русскому резиденту Ивану Ивановичу Неплюеву, чтобы он принес Порте на запорожское войско жалобу за то, что запорожцы, по слуху, имеют намерение оставить все указанные русско-турецкими трактатами места и поселиться у русских границ. Порта поэтому отнюдь не должна допускать запорожцев до приведения в исполнение их намерения, потому что “эти безпокойные и непостоянные люди и безъ того русскому купечеству много обидъ причиняютъ” [16].
Все эти распоряжения поставили запорожцев в крайне затруднительное положение, и тогда многие из них, не желая оставаться в войске, стали просить себе места для поселения в Малороссии. С 1 по 17 число июня принято было в городе Полтаве комендантом Чичериным 201 человек запорожских козаков, которые, по приводе их к присяге, отпущены были на житье в Малую Россию за реку Орель [17]. В числе таких поселенцев были: племянник бывшего кошевого атамана Константина Гордиенка и брат властного кошевого атамана Ивана Малашевича. Кроме больших куп приходили в города Малой России и малые кучки козаков по 10 или больше того человек. Некоторые из таких козаков, являясь в Малороссию, объявляли, что они вышли из Сичи для того, чтобы послужить несколько недель в Печерском монастыре и помолиться в нем Богу о своих грехах. Таковы были: Григорий Кулиш, Михайло Рубан, Тимофей Жила, шабельного дела мастер; Антон Волошин, Василь Читаевский и многие другие [18].
Между тем запорожские козаки и их кошевой атаман Иван Гусак, водворившись на месте старой Сичи и прождав напрасно ответа из Петербурга, снарядили депутацию из двух знатных войсковых товарищей и тридцати человек козаков от каждого куреня и отправили их с письмами (около 20 числа июня) к гетману Даниилу Апостолу. Депутаты были пропущены в город Глухов начальником украинского корпуса, богемским генералом русской службы, графом фон-Вейсбахом.
Когда об этой депутации, а равно и о том, в каком большом числе стали являться запорожские козаки для поселения в малороссийские города, узнали в Петербурге, то на имя генерал-фельдмаршала князя Голицына вновь последовал императорский указ: запорожцев, будут ли они приходить с письмами или являться без писем, в таком многолюдстве и “такого знатного и явного” числа, как принял их полтавский комендант Чичерин, отнюдь в малороссийские города не допускать; от Самары же реки их вовсе отбивать, потому что те места по мирным русско-турецким договорам не должны быть никем заселены. Гетману Даниилу Апостолу приказывалось всех депутатов от войска и от кошевого атамана Ивана Гусака числом 30 человек выслать из города Глухова и немедленно за границу проводить, сказав им то, что и раньше объявлено было всем козакам, а именно: “принять запорожское войско въ нынешнее время подъ область его императорского величества невозможно” [19].
Весть, привезенная запорожскими депутатами в Сичь, произвела там настоящий бунт. Козаки пришли в такое волнение, что грозили убить своего кошевого атамана Гусака. Тогда кошевой Иван Гусак, сильно испугавшись, тайно бежал из Сичи, взяв с собой 55 человек приближенных козаков. Оставив из своей свиты 50 человек в урочище Царекамышине (в 40 верстах от Царичанки), Гусак с пятью козаками прибыл в город Киев к графу фон-Вейсбаху и объявил ему о своем намерении покинуть навсегда Сичь и поступить под высокую державу императорского величества. О положении запорожцев в крымских владениях и в старой, у Чортомлыцкого острова, Сичи он передал такие подробности: “Въ новой СичЪ отъ крымскаго хана было намъ много притЪсненій: въ прошломъ 1727 году, въ декабрЪ мЪсяцЪ, калга-салтанъ, стоя по рЪкЪ Бугу, забралъ на промыслахъ съ двЪ тысячи козаковъ, повелъ ихъ въ БЪлогородчину и тамъ оказалъ хану нЪкоторыя противности; когда-же пришелъ въ БЪлогородчину самъ ханъ, то онъ калгу схватил и сослалъ въ Царьградъ, а запорожцевъ, бывшихъ при немъ, однихъ разослалъ на каторги, другихъ распродалъ, будто-бы за то, что они съ калгой бунтовали; а калга прежде говорилъ, что беретъ ихъ по приказанію ханскому. Видя такое насиліе, мы и стали совЪтоваться, что лучше бы попрежнему подъ державою его императорскаго величества въ своей православной вЪрЪ, нежели у бусурмана терпЪть неволю и разореніе. Но когда мы забрали хоругви и клейноты, чтобы идти в старую СЪчь, то старый кошевой атаманъ измЪнникъ Костя Гордіенко да Карпъ Сидоренко да другіе стали намъ говорить: для чего-же намъ изъ новой въ старую СЪчь идти? Намъ и тутъ жить хорошо. Однако, они насъ не могли удержать, да и не могли много говорить, боясь, чтобъ ихъ войскомъ не убили. И чтобы отъ нихъ больше возмущенія не было, то мы взяли Костю Гордіенка и Карпа Сидоренка подъ караулъ и везли ихъ подъ карауломъ до самой старой СЪчЪ и, пріехавъ туда, отколотили ихъ палками и отпустили на свободу” [20].
Все полученные от Гусака сведения граф фон-Вейсбах немедленно отправил к генерал-фельдмаршалу князю Голицыну в город Курск, присовокупив к ним известие о том, что с отходом Гусака из Сичи козаки выбрали кошевым какого-то полковника из товариства на Кошу.
По такому донесению князь Голицын послал приказ фон-Вейсбаху задержать на некоторое время Ивана Гусака в городе Полтаве, а потом, для снятия с него подлинного допроса, прислать в город Харьков, куда князь намеревался вскоре приехать, оставивши Курск.
Граф Вейсбах немедленно отправил Гусака в Харьков и в то же время к 50-ти спутникам его, стоявшим у Царекамышина, послал сказать, что в силу государева указа, запрещающего всякому к российским форпостам приезжать, он не может их в Киев принять.
Между тем князь Голицын, сняв допрос с Ивана Гусака, вернул бывшего кошевого к гетману Апостолу и приказал оставить его с 6 козаками в городе Глухове впредь до особого указа из Петербурга.
Но гетман Апостол и без того находился в большом затруднении: при нем еще с апреля месяца проживали Антон Хмелевский, Стефан Козаревский и четыре человека запорожцев, прибывшие из новой Сичи в Глухов и содержавшиеся на счет войскового скарба. Поэтому уже в октябре месяце гетман писал генерал-фельдмаршалу князю Голицыну запрос, как ему поступить с запорожцами, проживавшими в Глухове на иждивении войскового скарба. Сам от себя гетман подавал мысль, что можно было бы Ивана Гусака и других козаков, прежде него и с ним прибывших, по приведении их к присяге, или поселить в Малой России, или же отправить “въ компанію на уполыя мЪста”, только с Антоном Хмелевским, как с заграничным человеком, нужно было иначе поступить. Не получив, однако, никакой по этому поводу от генерал-фельдмаршала князя Голицына резолюции, гетман Апостол обращался с тем же вопросом ноября 11 дня со всеподданнейшим челобитьем к императорскому величеству, дабы “его императорское величество повелЪлъ учинить опредЪленіе и прислать указъ о томъ” [21].
Так прошел весь 1728 год. Настал 1729 год, и просьбы запорожцев о принятии их под скипетр русского императора по-прежнему оставались напрасны, хотя о принятии запорожских козаков в Россию хлопотал в это время сам главнокомандующий украинской армией князь Михаил Михайлович Голицын. Но князю Голицыну от имени императорского величества ответили, что запорожцев можно только обнадеживать в принятии их на будущее время на прежние места, теперь же следует отказывать до тех пор, пока “не обнаружится явная противность съ турецкой стороны” [22].
При всем том запорожцы все еще надеялись, что положение их изменится к лучшему и потому вовсе не думали покидать старую Сичу. В Константинополь и в Бахчисарай дошел даже слух о том, будто запорожцы думают укрепить свою Сичь. По этому поводу около 1730 года [23] прислан был к запорожскому войску от бендерского Номан-паши такого содержания запросный лист: “Письмо къ запорожскому кошевому атаману и всЪмъ козакамъ. Въ назарейскомъ законЪ знатнымъ кошевому, атаманомъ(-амъ) и всЪмъ козакамъ (которыхъ конецъ да будетъ щастливъ и благополученъ). Черезъ cіe извЪстно вамъ да будетъ что вы, когда были въ подданствЪ свЪтлЪйшаго и высочайшаго хана крымскаго, тогда жили на земляхъ блистательной Порты, а нынЪ россіяномъ въ подданство отдались, а понеже сверхъ того, что вы въ томъ мЪстЪ, гдЪ нынЪ обрЪтаетесь и живете и подобно городу нЪкоторое строеніе строить начали, о чемъ услышала блистательная Порта, того ради блистательная Порта опредЪлила и послала отъ Эдикли заимовъ почтеннаго Ахметъ-агу подлинно осмотрЪть и освидЪтельствовать, какое строеніе и подобно городу строить начали и гдЪ и въ какомъ мЪстЪ, дабы оной и обстоятельно съ изъясненіемъ высочайшей ПортЪ донесъ съ которымъ агою и отъ свътлЪйшаго и высочайшаго хана крымскаго с указом ханской(-ій) ага посланъ [24] со онымъ и я отъ себя къ вамъ письмо послалъ, и Богу изволшу по прибытіи ихъ къ вамъ, то вы оному отъ Порты опредЪленному агЪ беэъ всякого противленья ему покажите, гдЪ вы живете и въ какомъ мЪстЪ и какое строеніе здЪлали, и сЪ какимъ намЪреніемъ подлинно объявите и его агу возвратите. Въ прочемъ миръ да будетъ надъ правослЪдующими” [25].
В письме самого хана Каплан-Герая, приложенном к листу бендерского паши, написано было следующее: “Въ назарейскомъ законЪ знатнымъ запорожскому кошевому, атаманомъ и всЪмъ козакамъ высочайшій указъ нашъ въ томъ состоитъ. Пребывающій при насъ вашъ атаманъ [26] хорунжаго своего съ письмомъ своимъ къ вамъ отправилъ, съ которымъ и сей указъ нашъ къ вамъ посланъ-же и по полученіи сего что помянутый атаманъ къ вамъ въ письмЪ своемъ писалъ и чрезъ того посланного словесно вамъ говорить приказывалъ, обо всемъ томъ здЪсь съ нами имЪлъ онъ разговоры и по силЪ чего и къ вамъ писалъ, и тому вЪрьте и Богу изволшу, ежели тому увЪритесь, всЪмъ вамъ на ползу будетъ. И такода будетъ вамъ известно. Капланъ-Гирай ханъ, сынъ Селимъ-Гирей хана” [27].
Из письма хана Каплан-Гирая можно усмотреть, что посылка знатных турецких и крымских представителей в старую Сичу имела целью не столько осмотр какого-то “строенія” на Сиче, сколько желание завести сношения с запорожцами и вновь привлечь их на жительство в крымские места.
Желание хана вполне совпадало с настроением запорожцев. Запорожцы, прожив в течение двух лет в старой Чортомлыцкой Сиче и не добившись принятия войска под российскую державу, по необходимости должны были снова вернуться в протекцию крымского хана. Прийдя к такому решению, они написали брату крымского хана Каплан-Герая Ор-бею лист об отмене своих намерений “идти подъ Москву” и о желании снова вернуться “подъ крыло крымской стороны”.
Брат хана, получив запорожский лист, немедленно отослал его Каплан-Гераю, и Каплан-Герай поспешил послать запорожцам через “гетмана” дубоссарского свой ответ на их лист. В ответном письме Каплан-Герай извещал запорожцев, что лист, присланный ему войском, весьма утешил и обрадовал как его самого, так и всех приближенных его: как сам хан, так и все бей, мурзы и весь крымский народ стараются о безопасности запорожских козаков и желают им всякого добра. Хан обещает принять запорожцев ласково как гостей и оказывать им такую же приязнь и любовь, как и раньше оказывал, защищать “обороною и страннолюбіемъ”, как раньше защищал, возвратить им все то, что они перед тем имели, а для оседлости дать полную волю избрать место, где сами пожелают. Впрочем, для их пользы и прибыли, а для собственного ханского удобства, советовал им стать Кошем на том месте, на котором они сидели до ухода на Чортомлык. Склоняя запорожцев всячески к возвращению в Крым, Каплан-Герай выставлял им на вид и то, что того же желает Филипп Орлик, их настоящий вождь, который до этих пор находился в Салониках, а теперь “для соединенія къ хану пришелъ”. Он пишет хану лист, посылаемый ханом запорожцам при собственном листе на Чортомлык. Орлик также старается о благе и пользе всех запорожских козаков, и нужно верить всему, что он пишет к ним. Его совет тем обязательней для них, что он их вождь и глава. Сам хан еще раз уверяет добрых молодцев, что если они вернутся назад и займут указанные им места, то ни от крымского панства, ни лично от самого хана никакого насилия и никакой неправды не будут иметь [28].
Вынужденные необходимостью оставить место Чортомлыцкой Сичи запорожцы в 1730 году снова вернулись под протекцию крымского хана, но на этот раз избрали местом для своей Сичи не Алешки, а устье речки Каменки, составлявшей в то время границу между владениями Турции и России. Очевидно запорожцами руководило в этом случае чувство недоверия к бусурманам и тайная надежда на скорую милость к ним русского государя. Они выбрали, так сказать, нейтральное место для своего Коша, не забираясь в глубь татарских владений и не отдаляясь от русских пределов.
Поселившись при устье Каменки, запорожцы по-прежнему думали лишь о том, как бы им так или иначе вернуться к прежним своим местам. Обстоятельства, по-видимому, благоприятствовали им. В то время генерал русской службы богемский выходец граф фон-Вейсбах подал императрице Анне Иоанновне проект об укреплении южных границ России от набегов со стороны мусульман. Этим проектом предлагалось провести целую линию редутов и крепостей от Новобогородицкого городка у реки Самары до реки Северного Донца у границ Изюмской провинции. Высочайшее повеление о сооружении этой линии крепостей, получившей впоследствии название старой украинской линии, последовало июня 25 дня 1731 года. Начальником этой линии назначен был сам создатель проекта граф фон-Вейсбах. Ставши лицом к лицу с самим делом, граф Вейсбах скоро убедился, что охранение этой линии дело чрезвычайной трудности и что в этом случае могли бы большую услугу оказать запорожские козаки. Прийдя к такой мысли, граф Вейсбах начал всячески стараться о возвращении запорожского войска на прежние места. Вследствие этого августа 31 числа означенного года по воле императрицы Анны Иоанновны граф Вейсбах послал тайное письмо к кошевому атаману Ивану Малашевичу в Сичь и в том письме писал, что государыня императрица, видя искреннее желание со стороны запорожского войска служить российскому престолу, как прежде, через него, графа, словесно обнадеживала на принятие войска под свой скипетр, так и теперь, через него же, дает надежду войску на возвращение в прежние пределы; но войско должно ожидать того момента, когда последует разрыв Турции с Россией, а пока такое обещание кошевой должен хранить в строжайшей тайне [29].
При всем том в таком ожидании запорожцам пришлось прожить целых два года.
О состоянии запорожского войска за это время можно судить по показанию козака Семена Беспалого, данному в 1733 году сентября 16 дня в городе Киеве графу Борису Петровичу Шереметеву. Семен Беспалый — уроженец местечка Чернух Лубенского полка, сын козака Федора по прозвищу Ковтуненка. Он отъехал на новую Запорожскую Сичь в 1733 году, состоял в титаровском курене рядовым козаком, бывал по нарядам во многих партиях и походах, только против российских войск ни в какой “акціи” не бывал, жил в урочище Гард на Буге и очень давно задумал принести повинную русскому государю, чтобы возвратиться к родным местам. Однако, зная свое тяжкое преступление и боясь навлечь на себя смертную казнь. Беспалый до последнего времени не решался привести своего намерения в исполнение, и только теперь, узнав о милостивом указе, позволявшем всем повинившимся козакам возвращаться на свои прежние места, оставил, согласясь с компанией 36-ти человек, Сичь и пришел просить позволения жить в одном из малороссийских городов, обещаясь до конца дней своих не возвращаться в запорожские места. При этом козак Беспалый показал, что войска запорожского в четырех местах, т.е. в новой Сиче, на Самаре, на Сомове и в 38 куренях, по расчету самих же козаков, до 30000 человек да до 500 российских беглецов; кошевым атаманом у козаков Иван Белицкий, а полковником в Гарду Иван Донской. “И нынЪ оные козаки, по прибытіи ихъ (Беспалого с товарищами) изъ Гарду (по 3-е число сентября) всЪ не въ войске, а при своихъ куреняхъ и на промыслахъ, и наряда имъ отъ Порты и отъ султана никуда не бывало и о коронаціи польской у нихъ не слышно ничего” [30].

Примечания:

  1. Архив мин. юстиции, 1720, дела сенатские по мал. экспедиции.
  2. Неизвестно, носил ли кошевой атаман подлинную фамилию Титаровского или эта фамилия дана ему от куреня Титаровского, к которому он мог принадлежать, но в 1723 году марта 6 дня был кошевым Василий Тамарский; Записки одес. общ. ист. и древн., VII, 303.
  3. Акты истории войска донского, Новочеркасск, 1891, 300.
  4. Полный свод законов, том VI, 1725, апр.22, 4700.
  5. Как кажется, он же Паско или Павел Сидоренко одно и то же лицо — это видно из письма запорожского полковника Иванца от 5 апреля, где полковник называет кошевого просто Паском, и из письма самого кошевого от 11 апреля, где он подписался Павлом Сидоренком; Архив мин. ин. дел, 1728, св.62, № 22.
  6. Архив мин. ин. дел, мал. дела, 1728, св.62, № 22.
  7. Неизвестно, была ли это фамилия козака или звание, которое он мог носить: довбыш или добош значило у запорожцев литаврщик, но в акте это слово написано с большой буквы.
  8. Архив мин. ин. дел, мал. дела, 1728, св.62, № 22.
  9. Архив мин. ин. дел, мал. дела, 1728, св.62, № 22.
  10. Архив мин. ин. дел, мал. дела, 1728, мая 27, св.62, № 27.
  11. Записки одесского общества истории и древн., XIV, 289.
  12. Записки одесского общ. ист. и древн., XIV, 287, 289.
  13. Соловьев, История, России, Москва 1885, XIX, 196.
  14. Архив мин. ин. дел, мал. дела, 1728, св.62, № 22.
  15. Записки одесского общ. ист. и древн., XIV, 286.
  16. Соловьев, История, России, Москва, 1885, XIX, 195.
  17. Архив мин. ин. дел, мал. дела, 1728, св.62, № 22.
  18. С января по 1 октября 1728 года, по рапорту генерал-фельдмаршала князя Голицына, и города Малой России и слободские полки ушло 758 человек козаков.
  19. Архив мин. ин. дел, мал. дела, 1728, св.62, № 22.
  20. Соловьев, История России, Москва, 1885, XIX, 197.
  21. Архив мин. ин. дел, мал. дела, 1728, св.62, № 22.
  22. Записки одесского общ. ист. и древн., VII, 300, июня 28 дня 1728 г.; Соловьев, История России, Москва, 1885, XIX, 197.
  23. Документ, относящийся к этому делу не датирован годом: под ним поставлено в реестре “около 1730 года”.
  24. По имени Арслан.
  25. Архив мин. ин. дел, крымские дела, около 1730, св.1в., № 2.
  26. Очевидно в Крыму остался после ухода запорожцев на старую Сичь другой кошевой, быть может Гордиенко, вернувшийся туда из старой Сичи.
  27. Архив мин. ин. дел, Крым. дела, около 1730 г. св.1в, № 2.
  28. Киевская Старина, 1882, III, июнь, 179,180.
  29. Скальковский, История Новой Сичи, Одесса, 1885, II, 39.
  30. Записки одес. общ. истории и древностей, XIV, 294.